Нержавеющий клинок

— За такую ошибку, мил человек, надо бы оставить тебя сегодня без завтрака, — смягчил тон комдив. Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент лесную тишину разорвали крики и послышались автоматные очереди: недалеко от моста через Иссу стреляли немцы. Пока артиллеристы опомнились, группа вражеских солдат успела перебежать через мост и, стреляя на ходу, пыталась скрыться в лесу.

Немцы подожгли несколько машин. Завязалась перестрелка. Пороховой дым заволакивал берега.

Артиллеристы подумали, что проскочили передний край противника и попали в засаду. Могла возникнуть паника. Генерал понимал это и громко, так, чтобы его слышали все офицеры, сказал:

— Спокойно, ребята, фронт далеко впереди!

Вскоре стало ясно, что группировка врага, отрезанная стремительным наступлением наших войск, пытается выйти из окружения.

Полковник Ризаненко был в числе контратакующих. С первых минут бой стал рукопашным. Уже были убитые и раненые с обеих сторон. В глубине леса, в санитарной палатке, Двинский делал перевязку генералу. Полковник Ризаненко заметил, что на правом фланге гитлеровцы потеснили артиллеристов и приблизились к лесу. Фашисты стремились зайти бригаде в тыл, проникнуть в чащу. Время для размышлений не оставалось, решение пришло мгновенно. Оставив за себя подполковника Шелковского, Ризаненко с группой офицеров и солдат устремился на правый фланг, туда, где нависла опасность.

Упал, срезанный очередью из автомата, командир батареи капитан Демченко. Стонал, раненный в обе ноги, замполит дивизиона капитан Ковальчук, замертво свалился бежавший рядом с комбригом капитан Степанов. Ризаненко стрелял в упор в наседавших фашистов. Группе подполковника Шелковского удалось прижать немцев к реке, и те начали подымать руки. Ряды противника редели. Треск автоматных очередей ослабевал. Справа и слева доносилось победное «ура».

Попытка гитлеровцев прорваться в лес не удалась. Полковник Ризаненко, вытирая с лица пот, сказал:

— Молодцы, ребята!

И в этот миг из-за куста застрочил автомат. Ризаненко упал. Это был последний выстрел в том бою.

Через несколько минут раненный в брюшную полость полковник уже лежал на столе. Двинский понимал, что только немедленная операция может его спасти. Накинув белый халат и проготовив инструмент, он приступил к делу.

Не успел Двинский вскрыть рану, как над расположением бригады появились вражеские самолеты. Отправил своих ассистентов в укрытие, начсандив остался у операционного стола один. Откладывать операцию было нельзя. Дорога каждая секунда.

Самолеты с ревом проносились над лесом, поливая артиллеристов свинцовым дождем. Гулко откликались зенитки. Двинский спокойно делал свое дело, протирая полой халата запотевшие очки. Медсестра Наташа выскочила из укрытия, забежала в палатку, но Двинский, не поворачивая головы, строго приказал ей:

— Сейчас же уходи, мне достаточно одного раненого.

Через несколько минут в небе появились наши истребители, завязался воздушный бой.

Когда бригадный врач и медсестра вошли в палатку, они ужаснулись: на траве у операционного стола лежал с зажатым в руках скальпелем Двинский, из его виска сочилась кровь. Рядом бездыханное тело полковника.

В тот же день их похоронили на окраине города Опочки. Прощальным салютом прозвучали автоматные очереди.

Майор Дергач, фронтовой друг Двинского, взял его шахматы и поклялся:

— После победы отвезу их в Ленинград и верну его матери…

Но судьба распорядилась по-иному. За три дня до окончания войны Дергач погиб. Куда девались шахматы — никто не знал.

Годы войны уходили в прошлое. Генерал Харламов жил в Ленинграде, рядом с заводом имени Кирова, бывшим «Красным путиловцем». Он часто бывал на предприятиях города, рассказывал молодежи о войне. Однажды внук Митя спросил его:

— Дедусь, почему ты никогда не выступишь на нашем заводе? Все куда-то ездишь, а здесь рядом… Завтра наш класс идет смотреть на заводе Музей боевой и трудовой славы. Пойдешь с нами?

— Пойду, Митя, — пообещал Харламов.

— Дедусь, только обязательно надень генеральскую форму.

Митя гордился боевым прошлым своего деда…

Среди экспонатов музея генерал увидел миниатюрные шахматы и ахнул от удивления: «Бог мой, это же „комарики“!»

Надел очки, прочитал на доске надпись матери Двинского, сделанную в сорок первом году. Чуть ниже кем-то было дописано: «Мы выполнили Ваш наказ. Боевые товарищи Володи. Июль, 1944 г.».

Под экспонатом белела табличка с напечатанной на машинке лаконичной надписью: «Эти шахматы были на фронте».

На лицо генерала легла глубокая тень.

— Как они сюда попали? — спросил женщину-экскурсовода. Она лишь удивленно повела плечами. И тогда генерал сказал: — Объяснение к этому экспонату позвольте написать мне…

Любезное отечество на них взирало

Кутузов один облечен в народную доверенность, которую так чудно он оправдал.

А. ПУШКИН