Нержавеющий клинок

— Вот именно, любимое дело никогда в тягость не бывает. Но только времена какие-то тревожные настали. И дня не проходит, чтобы где-то не воевали… Теперь тобой, Дмитрий, гордится не только мать, а вся деревня. Вот и прикинь…

— Что верно, то верно, — поддержал его кто-то из односельчан.

Расходились гости поздно. Дядя Коля шепнул на прощание:

— Косу я тебе приготовлю. Утречком потихоньку в окошко потарабаню, а ты с вечера одежонку подходящую припаси.

Утром раздался стук, но не в окно, как было условлено, а в дверь. Ну, дает дядя Коля, недовольно поднялся с постели Дмитрий. Забыл, что ли? Грохает, будто пожар. Мать разбудил…

Мать уже открывала дверь. Еще не совсем рассвело, и Дмитрий едва рассмотрел в сенях маленькую женщину в длинном пиджаке. Он узнал Митрофановну, почтальоншу.

— Телеграмма твоему молодцу Распишись. И тяжело вздохнула.

— Что там стряслось? — тревожно спросила мать.

— Отзывают… Срочно.

— Да как же это?.. А, Димочка?..

— Военный, ничего не поделаешь, — ответила Митрофановна и, хлопнув калиткой, едва не столкнулась с дядей Колей, который держал в руках две косы, а за спиной у него висела брезентовая сумка.

Будить Дмитрия ему не пришлось, он только удивленно спросил:

— Что случилось? Дмитрий протянул телеграмму.

— «Срочно явиться училище Коновалов», — вслух прочитал дядя Коля и, посмотрев на племянника, спросил: — Кто же это Коновалов? Начальник? А почему такая спешка?

— Ничего страшного, — успокаивал заплаканную мать Дмитрий. — Вызывают на соревнования, только и всего. Когда я ехал сюда, меня предупреждали: «Не сможет Катков выступить за училище, готовься ты, вызовем». Значит, он не выздоровел. Вот и поеду я. Надеюсь вскоре возвратиться, только жалко: сенокос может закончиться.

Над дальним полем ярко розовело небо, под окном, в малиннике, уже шебуршились воробьи. День обещал быть безоблачным, в самый раз для сенокоса.

— М-да, — многозначительно произнес дядя Коля.

Он сидел на бревне и курил, поглядывая на раскрытую в избе дверь, из которой то и дело выбегали в сарай или погреб Прасковья и Ольга, собирая в дорогу Дмитрия. Дядя Коля не верил объяснениям племянника. Хитрит, чтобы мать не волновать, думал он, пуская колечки дыма, на соревнование не вызовут телеграммой, тут что-то поважней…

И когда Дмитрий вышел с чемоданчиком, а следом за ним мать и сестра проводить его на поезд (до станции недалеко), он опять с сомнением спросил:

— На соревнование, значит? Неделька тренировки, неделька…

— Ну что вы не верите, честное слово! — засмеялся Дмитрий. — Я даже шинели не беру с собой, а какой вояка без нее в поход пустится, а?

— Тоже верно, — взбодрился дядя Коля.

— Когда совсем буду уезжать, все свое заберу, да еще флягу отцовскую прихвачу. Пусть она всегда будет со мной.

— Хорошо, сынок.

Дядя Коля проводил их до крайних изб, свернул на тропинку, что ныряла вниз, в ивняк, и подумал: ах, туды его в корень, забыл спросить, какие же это соревнования.

Когда он спустился к лугу, подошли другие косари, поинтересовались: что это племянничек не успел приехать, а уже в дорогу?

— На соревнования по конному спорту вызвали, в срочном порядке.

Косари не спеша сняли лишнюю одежду, приготовились косить. Друг дяди Коли, Иван, не поверил:

— Не темни, Никола. Какие там у черта конные соревнования могут быть у ракетчиков? Неужели ракеты возят на лошадях?

— Никола забыл, в какой век живет. Наверно, во сне лошадей видел, вот и приплел их, — заметил кто-то из мужчин, и все дружно рассмеялись.

Дядя Коля и сам смутился оттого, что плохо придумал. Ответил:

— Шинель оставил.

— Ну, раз шинель не взял, — сказал Иван, — тогда все в порядке. А может, ей уже кончился срок и он оставил ее за ненадобностью?

Дядя Коля не стал больше возражать, понял, что на счет конного соревнования получился перебор. Широко размахнулся, но дело не пошло: кончик косы врезался глубоко в кочку, оставленную кротом, и он, ругаясь про себя, долго не мог вытащить его оттуда.

Где-то через недельку дядя Коля встретил в сельской лавке Прасковью Гавриловну.

— Есть весточка от косаря?

— Нет. Прислал телеграмму, что доехал благополучно, и более ничего.

— Может, скоро сам объявится? На две недельки, сказывал.

Прошло обещанных две недельки, сено уже было скошено и местами заскирдовано, а от Дмитрия — ни слуху ни духу. Прасковья Гавриловна стала волноваться. Но однажды вечером, после работы, дядя Коля, просматривая в постели газеты, вдруг радостно воскликнул:

— Ба! Неужели наш Дмитрий? Ну конечно же он! Вот так косарь, туды его в корень…

Жена спала в соседней комнате, и дядя Коля не стал ее будить, поднялся с постели, быстро оделся и, прихватив газету, поспешил к Прасковье Гавриловне. У нее уже не светилось. Осторожно постучал в окно.

— Кто там? — послышалось за дверью.

— Подымайтесь, подымайтесь, дело есть. Прасковья Гавриловна, хоть и испугалась позднего гостя, но по голосу определила, что пришел он с хорошей вестью.