Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

Объяснив, что будет готов к доверительной беседе лишь после ужина, ибо его сестра не посвящена в происходящее, полковник провел нас на второй этаж в отведенные нам комнаты; я как раз заканчивал переодеваться, когда послышался стук в дверь и вошел Джон Сайленс.

Доктор всегда отличался серьезностью и даже в комические моменты давал понять, что не упускает из виду и трагической стороны жизни, но в этот раз, едва взглянув на него, я сразу же почувствовал, что он никогда не был настроен более серьезно. В выражении его лица сквозила неподдельная тревога. Я перестал возиться со своим черным галстуком и устремил на доктора пристальный взгляд.

— Дело действительно нешуточное и, похоже, чревато еще более опасными последствиями, чем я думал. — Джон Сайленс говорил тихо и взвешенно. — Сдержанность полковника Рэгги не позволила провести достаточно полный психометрический анализ его письма. Я зашел, чтобы предупредить вас: соблюдайте крайнюю осторожность.

По моей спине пробежали мурашки.

— Уж не думаете ли вы, что этот дом заколдован?

Но доктор только мрачно улыбнулся.

— Если и заколдован, то его можно назвать заколдованным Домом Жизни. — В глазах Джона Сайленса появилось выражение, которое я уже видел однажды, когда он, напрягая все свои силы, боролся за избавление человеческой души от обуревавших ее мук. Чувствовалось, что доктор глубоко взволнован.

— И кто виноват в происходящем — полковник Рэгги или его сестра? — спросил я торопливо, ибо уже звучал гонг, зовущий к ужину.

— Впрямую — никто из них, — сказал он, стоя в дверях. — Здесь действуют очень старые, даже древние силы, принадлежащие к временам, которые до сих пор еще окутаны туманом.

Доктор быстро подошел ко мне, приложив палец к губам, преисполненный какой-то особой значительностью.

— Вы еще не чувствуете… ничего странного? — спросил он шепотом. — Ничего трудноопределимого? Скажите мне, Хаббард, ибо для меня очень важны ваши впечатления. Они могут оказаться полезными.

Я покачал головой, избегая его сурово вопрошающего взгляда. Под таким взглядом уклониться от ответа было невозможно.

— Пока еще ничего, — ответил я искренне, жалея, что не уловил чего-нибудь в самом деле примечательного. — Разве что эта странная жара…

Джон Сайленс даже подпрыгнул, приблизившись ко мне.

— Вот-вот, снова жара! — воскликнул он, словно радуясь, что я подтвердил его наблюдения. — И как бы вы описали ее?

Доктор, уже собираясь выходить, взялся за дверную ручку.

— Эта жара не похожа на обычное физическое тепло, — я мучительно пытался подобрать как можно более точное определение.

— А на тепло духовное, — перебил он, — на излучение мыслей и желаний, на лихорадочный жар души?

Я признался, что он совершенно точно описал мои ощущения.

— Хорошо, — заключил Джон Сайленс с непередаваемым жестом, в котором предупреждение быть начеку сочеталось с похвалой по поводу моей интуиции, и вышел.

Я поспешил за ним и нашел его и полковника Рэгги ожидающими меня перед камином.

— Должен предупредить вас, — сказал наш хозяин, когда я вошел, — что моя сестра, вы встретитесь с ней за ужином, не знает об истинной цели вашего приезда. Я дал ей понять, что у нас общие интересы — фольклор — и мое желание встретиться с вами объясняется вашими научными изысканиями. Ее привезут на ужин в кресле-каталке, вы понимаете. И она будет очень рада видеть вас обоих. У нас редко бывают гости.

Войдя в столовую, мы и в самом деле застали мисс Рэгги в кресле-каталке за столом. На редкость живая, очаровательная старая дама с веселым выражением лица и живыми искрящимися глазами весь ужин тараторила, почти не умолкая. Лицо у нее было гладкое, без морщин, и очень свежее — некоторым удается сохранить молодость кожи от колыбели до могилы; щеки — розовые и пухлые, волосы — без седины, блестящие, аккуратно разделенные пробором на две равные половины. На переносице — очки в золотой оправе, на шее — очень красивая брошь, большой скарабей из зеленой яшмы.

Полковник Рэгги и доктор Сайленс в основном молчали; разговор шел между старой дамой и мной, она много рассказывала об истории усадьбы, и, к своему стыду, должен признаться, что я слушал ее вполуха.

— Когда здесь останавливался Кромвель, — трещала мисс Рэгги, — он занимал как раз те комнаты наверху, которые теперь стали моими апартаментами. Но, по мнению брата, желательно, чтобы я спала на первом этаже. На случай пожара.

Эта фраза запечатлелась в моей памяти лишь потому, что полковник вдруг резко перебил сестру и перевел разговор на другую тему. Его, видимо, встревожило случайное упоминание о пожаре, и дальнейшую беседу он уже направлял сам.