Несломленная

Я уверенно прохожу бельгийку Патти ван Акер, которая стоит в рейтинге чуть ниже меня – 146-й против 129-й. Австрийке Эвелин Фаут я тоже шансов не оставляю – отдаю ей всего один гейм. В следующем матче моя соперница – соотечественница Ренне Стаббс. Ее я также обыгрываю в двух сетах.

Мне 16 лет, и я прорвалась через три круга квалификации в основную сетку Уимблдона. Отец, впрочем, не считает это достижением, достойным похвалы. Он вообще не видит пользы в похвале. Он убежден, что простимулировать меня на успех можно только давлением. Я сижу на его диете из страха и наказаний.

«Но пока что я справляюсь», – думаю я про себя.

6. Уимблдон, 1999

Я осмотрительно скрываю от отца свою реакцию, когда мне говорят, что в первом круге Уимблдона мне играть с Мартиной Хингис.

– Нормально, – говорит он невозмутимо. – Ты можешь ее обыграть.

– Ага, – киваю я в ответ, выдавливая из себя улыбку. Внутри же я вне себя. Первая ракетка мира?! Я же тут новенькая!

Конечно, жребий мог бы быть получше, но, напоминаю я себе, я же продралась через квалификацию. И тут же начинаю размышлять, как мне ее победить.

– По крайней мере, вас поставят на большой корт, – говорит сотрудник турнира.

Я улыбаюсь и снова киваю. Только совершенно не важно, куда поставят этот матч. Что важно – так это как мне обыграть Мартину. Я нервничаю, но не могу показать это отцу, потому что он тысячу раз запрещал мне считать кого-то лучше меня. Он не позволяет мне даже допускать мысль о поражении. Если я дам ему хоть малейший повод думать, что я боюсь проиграть, что я чувствую свою слабость, за это придется расплачиваться. Скорее всего – подставляя себя под коричневый ремень, которого я боюсь как огня.

После объявления, что мне играть с Мартиной, папа добавляет:

– Ты должна быть убеждена, что можешь обыграть кого угодно.

Он прав. В глубине души я это понимаю. Больше предстоящий матч мы не обсуждаем.

Как-то утром на тренировочных кортах отец замечает Штеффи Граф. Он подходит к ней и спрашивает, не согласится ли она потренироваться со мной, и она соглашается. Я одновременно в шоке, восторге и страшном волнении. И вот в один из дождливых дней накануне моего матча с Мартиной мы со Штеффи два часа тренируемся на крытых кортах «Уимблдона». Просто познакомиться с ней невероятно – не говоря уже о том, чтобы выйти с ней на один корт. Я трепещу – она очень крутая, серьезная и деловая. А у меня сбываются мечты: в начале года я тренировалась с Моникой, а теперь вот со Штеффи. Они мои кумиры.

К тому времени мое потрясение от жребия уже прошло, и в последние дни перед матчем я уже тренируюсь спокойно и чувствую себя хорошо. Как говорит отец, я могу обыграть кого угодно.

Его тем временем предупредили, что на Уимблдоне он будет под наблюдением. Кто такой Дамир Докич и на что он способен, уже знают все: от команды моих агентов до высшего руководства тура. Сам он все предупреждения отвергает. Он считает, что ни в чем не виноват.

Маме не разрешается разговаривать со мной о теннисе. Да и вообще – практически ни о чем не разрешается. Чтобы не раздражать папу, она все время молчит и даже не желает мне удачи. Мой братик еще маленький и не понимает важность происходящего, но я просто рада тому, что он со мной.

Утром накануне матча я разминаюсь на дальнем корте и вообще не волнуюсь. Никто за мной не наблюдает – в теннисе я еще ноунейм, просто юниорка с несколькими победами над хорошими игроками. Поэтому, несмотря на всю ответственность положения, я не чувствую, что на меня что-то давит, а чувствую лишь, что свежа и сильна. Игру Мартины я знаю вдоль и поперек благодаря нашему с ней сбору в Цюрихе накануне «Ролан Гаррос». Да и наш матч на Australian Open в начале года дал мне хорошее представление о том, как она действует. Разминаясь, я абстрагируюсь от нашей дружбы и концентрируюсь на игровом плане, который должен помочь мне победить.

На уимблдонский корт № 1 я выхожу точно так же, как если бы это было в «Уайт Сити». Я уверена в своих силах. Я играю почти без верхнего вращения, поэтому при моем агрессивном стиле мяч от ударов проскальзывает по траве и остается низко над кортом, так что моим соперницам обработать его трудно. К тому же сама я к мячу подхожу рано. Я переключаюсь в автоматический режим и не чувствую никакой значимости поединка. Больше того, я вообще ничего не чувствую. Аплодисменты и приветствия тысяч болельщиков меня не нервируют – я их практически не слышу. Я сконцентрирована и заставляю себя поверить, что это просто очередной матч.

В моей ложе на трибуне сидят отец, мама и Саво. Папа молчалив и озабочен – я вижу это с корта. Я чувствую, что он рассчитывает на мою победу – над первой ракеткой мира. Дальше я снова ни о чем не думаю и ничего не чувствую.

Странно, что в ложе Мартины нет ее мамы.