Несостоявшаяся Америка

Когда палатка уже была поставлена, а на газовой плитке закипал чайник, на поляне показалась машина – белый потрепанный пикапчик, из заднего окна которого в беспорядке выглядывали различные вещи. За рулем сидел молодой человек.

Поняв, что его намерением является остановиться на ночлег на этой же самой поляне, я забеспокоилась и отправилась поглядеть на свой страх поближе.

Первое, что бросилось мне в глаза – он был страшно худ и волосат.

Своими по-детски тонкими ногами и руками, с торчащими во все стороны коленками и локтями, он напомнил мне серую цаплю, расхаживающую по болоту.

– Кэрол, – представился он, протянув мне руку.

Волос Кэрола, судя по их длине, ножницы не касались несколько лет. Перетянутые сзади резинкой, волосы доставали до низа лопаток. Широкая, закрывающая половину лица борода, представляла собой занятное зрелище: ее мелкие черные завитки свисали до самого пупка.

Оставшуюся половину лица украшали очень живые и выразительные глаза. Причем один из них подсвечивался изнутри чем-то красным.

Хотя борода его была не синего цвета, в сгущающихся сумерках на меня обрушились необоснованные страхи, и, чем темнее становилось, тем яснее рисовались в моем воображении заставки одна ужаснее другой.

– Только бы он не оказался некрофилом! – думала я.

Я боялась подойти к своей, стоявшей под деревом, палатке – в голове вставали жуткие картины: вот он подкрадывается, срубает стойки, заворачивает меня в кокон парусины и куда-то тащит на костлявом плече. Или так: в проеме палатки, освещенном лунным светом, он неподвижно стоит черным силуэтом, а его глаз полыхает на меня красным вурдалачьим огнем.

– Да я просто умру от ужаса, если буду ночевать в палатке!

– поняла я, и, оставив ее вместе со спальником, прокралась к машине, закрыла все двери и скрутилась кренделем на заднем сидении. Огромный охотничий тесак лежал рядом, а ключи от машины были зажаты в кулаке.

– Пока он будет ломиться в дверь, – думала я, – быстро перепрыгну на переднее сидение, включу мотор, освещу его фарами – пусть тогда попляшет, вурдалачья морда!

Уставшая от этих нелегких мыслей, я задремала беспокойным сном.

Вдруг посреди ночи машина заходила ходуном, и послышалось сипение карабкающегося на капот тела. В кромешной тьме блеснули дьявольским огнем круглые глаза, и громкий требовательный «мяв» огласил округу.

– Похоже, кот проголодался, – поняла я причину беспокойства и открыла дверь. Кот впрыгнул ко мне и с громким мурлыканьем начал тереться о руки. Прижав его к груди, под тихое «мрр», я опять уснула.

Утро было прекрасное. Красивый вид, замечательная поляна, тихий и мирный сосед, который, похоже, не меньше моего боялся одиночества. Он подошел поздороваться – ничего вурдалачьего не было в его облике.

Кэрол оказался учителем этнографии старших классов в небольшом городке, штат Аризона. Путешествует уже третий месяц.

– А борода? – спросила я.

Борода до пупа – ну никак не вязалась у меня с обликом школьного учителя.

– А борода? – переспросил он. – Борода детям особенно нравится.

Кэролу тридцать пять лет, а шестнадцать лет назад он был в России, когда впервые за всю историю отношений СССР и США произошел обмен группами студентов в расчете на укрепление дружественных связей. За те три недели он побывал в Москве и проехался по Транссибирской магистрали до Байкала. Эту поездку он вспоминает до сих пор с огромным удовольствием.

Этот день Кэрол собирался провести в буддистском монастыре, находящемся за небольшим перевалом, в десяти километрах от лагеря.

– Ты что, буддист? – спросила я.

– Да нет, просто интересно осмотреть территорию монастыря – там, говорят, горячие источники есть.

Он любезно согласился отвезти меня туда же на своей машине, поскольку эти десять километров дороги, по его словам, были особенно круты и ухабисты.

Оставив палатку и все прочие вещи на попечении кота, который уже вполне освоился на новом месте и следил за про-

исходящим, выглядывая одним глазом из-под тента, мы тронулись в путь.

У входа в монастырь было припарковано десятка полтора машин. Сам он, ничем не огороженный, представлял собой несколько деревянных и каменных одноэтажных домиков, вытянутых в линию вдоль тропинки.

В центре стоял мрачный деревянный дом на сваях, где и занимались медитацией монахи и их ученики. Рядом с ним располагался магазинчик, где помимо культовых предметов и литературы по дзен буддизму, продавался хлеб, испеченный монахами.

За день пребывания в монастыре нужно было заплатить двадцать долларов.

Я с большой неохотой рассталась со своей заначкой, подумав про себя, что будь я одна, то вряд ли нашла бы то место, где платят за постой, и деньги остались бы при мне.