– Вот и я, милостивый государь, о том же! – снова начал заводиться капраз[26]
. – Непостижимо, вы, известный в научных кругах изобретатель-практик, подчеркнуто неуважительно высказываетесь о чужих экспериментах… ей-богу, будь я помоложе, непременно прислал бы вам картель![27]– Не стоит горячиться, – попытался успокоить его Будищев. – Я говорил лишь о модели, которую видел в кабинете адмирала Казакевича. Вот она вряд ли сможет хотя бы просто оторваться от земли. Но сами летательные аппараты тяжелее воздуха вполне возможны и обязательно будут построены.
– И когда же? – с явным сарказмом в голосе поинтересовался Можайский.
– Если у нас с вами ничего не получится, то лет через двадцать в Америке, пожалуй, смогут.
– У нас с вами? – возмутился оскорблённый в лучших чувствах энтузиаст воздушного плавания. – Вы серьезно?
– Знаете что, господин капитан первого ранга, – понял, что ничего сегодня не добьется, Будищев, – в ближайшую субботу мой компаньон Владимир Степанович Барановский устраивает нечто вроде приема. Давайте встретимся там и поговорим спокойно. Он проживает на Сампсониевском проспекте. Люди там собираются грамотные и склонные ко всему новому. Приходите, не пожалеете.
– Я подумаю…
Если бы Семка по-прежнему жил в господском доме, его наверняка для лечения определили бы в одну из городских больниц. Заведения эти были не самые передовые, но и уход, и сносная кормежка, и самое главное врачи в них наличествовали. Но поскольку несчастье случилось в рабочей слободке, то пострадавшего от побоев парня, не мудрствуя лукаво, отправили в околоток для бедных, где ничего подобного не наблюдалось. Доктор там появлялся далеко не каждый день, а потому все обязанности по лечению легли на фельдшера из отставных солдат, который рассуждал подобно гоголевскому герою. «Человек существо простое, выздоровеет он и так выздоровеет. Помрет и так помрет!»
Впрочем, приход Будищева мгновенно вывел местного эскулапа из состояния блаженного покоя, и он почтительно провел подпоручика к больному, показывая при этом всю убогость и неустроенность лечебного учреждения.
– Что за мать вашу?! – поморщился Дмитрий, уловив зловонные миазмы.
– Гадят, ваше благородие, – простодушно пожал плечами служитель Асклепия[28]
.Семку они нашли лежащим на застеленных драной дерюжкой нарах, из-под которой выглядывали пучки перепрелой соломы. Причем мальчишка был не единственным обитателем убогого ложа, поскольку рядом с ним пристроился мутный тип с редкой бороденкой и гнилыми зубами. Увидев офицера, сосед почему-то решил, что прибыло начальство, а потому вскочил и принялся кланяться.
– Вот, извольте видеть, вашескородие, – зачастил он. – Пропадаем без пригляду и доброго слова, а также тепла…
Насчет последнего тип явно не врал. В продуваемом всеми ветрами помещении, которое язык не поворачивался назвать палатой, было, мягко говоря, свежо. Печку, судя по всему, топили лишь раз в сутки, и это время еще не наступило, а потому страждущие кутались кто во что горазд.
– Годи, – грубо прервал его фельдшер. – Их благородию не до тебя!
– Семушка, ты как? – наклонился к мальчишке Будищев.
– Хорошо, – едва шевеля губами, прошептал тот и вымученно улыбнулся.
– Я вижу, – хмыкнул подпоручик.
– Я за им ухаживаю, – снова влез сосед, с преданным видом заглядывая в глаза моряку.
При этих словах парнишка немного поморщился, как будто упоминания о заботе были ему неприятны.
– Значит так, – решительно заявил Будищев. – Мальчика я забираю.
– Как прикажете, – с готовностью кивнул отставник. – Я сейчас кликну кого поздоровее, чтобы, значит, донесли до санок.
– Чего же кликать, когда я тут уже! – воскликнул тип, в порыве усердия намереваясь сграбастать Семена и поволочь, куда прикажут.
– Отвали, – отпихнул его Дмитрий и подхватил лежащего Семку на руки.
Широко шагая, он бережно нес свою ношу посреди увечных, убогих, завшивленных пациентов, провожающих их безучастными взглядами, в которых читалась полная безнадега. Неугомонный сосед и, не подумав отстать, бежал следом, придерживая одну из ног мальчика и попутно покрикивая на прочих обитателей, посторонитесь, мол, сукины дети!
– Осторожнее, ваше благородие, – счел своим долгом предупредить фельдшер. – Насекомые могут быть.
– Боишься казенных блох не досчитаться?
– Никак нет, – не удержался от ухмылки старый служака, – тут этого добра с избытком.
Извозчик, завидя столь странную процессию, встрепенулся и помог укладывать больного, прикрыв его меховой полостью. Будищев пристроился рядом, фельдшер вытянулся, отдавая честь, а мутный тип, в чаянии вознаграждения, упорно лез на глаза, придав лицу просящее выражение.
– Возьми, любезный, – протянул служителю полтинник Дмитрий. – Следи за больными, люди все же, а не собаки!
– Благодарствую, – с достоинством принял тот монету.
– А мне? – едва не взвыл сосед, внезапно осознав, что его игнорируют.
– Будь добр, дай ему по роже, я верну при случае, – поморщился подпоручик и повелительно бросил вознице: – Трогай!
– Это со всем нашим удовольствием!