Несостоявшийся граф

Но как ни странно, вся эта газетная шумиха и ходатайства светил юриспруденции не возымели ни малейшего действия. Даже Мещерский, вызвавшийся похлопотать за задержанную девицу, не смог добиться ничего положительного, о чем с немалым смущением сообщил Будищеву.

– Увы, Дмитрий Николаевич, – нашел мужество признать он, – я имел несчастье сильно переоценить свое значение в министерстве. Все, что мне удалось, это перевести бедную девочку в отдельную камеру, и теперь среди ее соседок нет проституток и воровок.

– Что же, спасибо и на этом, – вздохнул подпоручик.

– Все не так плохо, – поспешил успокоить его князь. – Никогда не думал, что скажу это, но у нас теперь, слава богу, есть гласный суд присяжных, и когда дойдет до него, вашу протеже, несомненно, оправдают. Просто…

– Что просто? – насторожился Будищев.

– Вы позволите говорить с вами откровенно? – немного помявшись, спросил чиновник.

– Я требую этого!

– Ну, хорошо. У меня сложилось впечатление, что вы, мой друг, очень сильно оттоптали кому-то ногу среди сильных мира сего.

– Но кому?

– Ах, если бы мне знать, – с неподдельным сожалением пожал плечами Мещерский. – В таком случае я, скорее всего, смог бы решить этот вопрос. Нет, ваш недоброжелатель действует исподтишка, очень осторожно.

– Это может быть Ковальков?

– Кто, простите?

– Жандармский ротмистр Ковальков.

– Господь с вами! Тоже мне нашли серого кардинала. Он же пустое место в блестящем мундире. Ничтожество. А почему вы спросили?

– Он единственный, про кого можно сказать, что я оттоптал ему ногу. Хотя нет, был еще Бриллинг.

– Это из каких Бриллингов?

– В гусарах служил…

– Ах да, припоминаю, была какая-то скандальная история, за которую его перевели из гвардии в Закаспийский край. Вы в походе с ним повздорили?

– Не совсем. Я в некотором роде и был той скандальной историей.

– Любопытно! Но тоже вряд ли. То есть подлости этим господам на подобное вполне хватило бы, а вот необходимых связей точно нет.

– Тогда что?

– Я не знаю. Могу сказать лишь, что это очень опасно для юной мадемуазель Филипповой.

– Почему?

– Видите ли, мой друг, тюрьма такое место, где угодивший в нее человек целиком и полностью зависит не от закона, а от прихотей его служителей, причем самого низкого ранга. Вот взбредет в голову какая-нибудь отвратительная блажь надзирателю, и он может учинить любую пакость.

– Какую? – похолодел Дмитрий.

– Да любую! Принудить к сожительству или перевести в камеру к таким персонажам, что братья Гримм от страха вздрогнули бы. Или спровоцировать на неповиновение и подвести под порку розгами. Она ведь из мещан?

– Да.

– Тогда нет никаких препятствий.

– Но ведь телесные наказания для женщин запрещены?

– Конечно, запрещены. Только вот в нашем богоспасаемом отечестве строгость законов издавна компенсируется их всеобщим неисполнением. Увы, упадок нравов в народе таков, что без кнута не обойтись…

– Что?!

– По крайней мере, – спохватился Мещерский, видя, как блеснули глаза Будищева, – так думают многие из начальствующих лиц, и нет никого, кто бы мог помешать им.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Дмитрий Николаевич, – вздохнул князь, – простите мне мою прямоту, но коли уж дело в вас, так и решать его надобно вам. Дайте знать своему недоброжелателю, что готовы к уступкам. К извинениям… или каким-то нужным тому услугам… Либо будьте готовы принять этот удар судьбы.

– Извинениям? – хмыкнул подпоручик и как-то по-новому взглянул на своего собеседника. – А знаете что, я, наверное, так и сделаю. Дам знать. Через вас.

– Что?! – нервно дернулся князь. – Но я не…

– Я не знаю, кто этот человек, – перебил его Будищев, продолжая пристально разглядывать, а потом со значением в голосе добавил: – Пока не знаю. Но могу сказать одно, у этого чудака большие проблемы!

– Вы думаете?

– Уверен.

– Но вы же понимаете, что я при исполнении, и если что-то случится…

– Что, например?

– Но вы же угрожали…

– Когда?

– Да только что!

– Кому?

– Ну, хорошо, – криво усмехнулся чиновник. – Признаю, я недооценил вас. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться. Поговорим откровенно?

Только что выглядевший испуганным Мещерский в мгновение ока переменился, как будто сбросил маску, и теперь на Будищева смотрел не жеманный аристократ, а хищный зверь. Может быть, и не великий размерами, но от этого не менее опасный.

– Ближе к телу, любезный! – прищурился Дмитрий.

– Как вы сказали? – хохотнул, оценивший каламбур князь. – Но к делу так к делу. Полагаю, нет необходимости описывать положение, в котором оказалась наша многострадальная родина за последние два десятка лет?

– Негодую вместе с вами!

– Лжете! Вас-то как раз все устраивает. Вы удачно нашли себе местечко между прихлебателями княгини Юрьевской, прогрессистами великого князя Константина и верными сторонниками цесаревича. И что интересно, везде вас считают своим. Ей-богу, иной раз даже не верится, что неграмотный и невоспитанный мужик, вроде вас, мог так недурно устроиться!

– Хорош распинаться, дядя! – прервал его Будищев. – Говори, что от меня нужно.

– Нам нужно, чтобы эти гибельные реформы прекратились!

– А я тут при чем?