Несущая огонь

Из-за крыльца вынырнул Дон Джулз. Он двигался бесшумно в своих теннисных тапочках. Он держал наготове пистолет 22-го калибра.

— Кто застрелил мою дочь? — крикнул Энди. Горло саднило, но не от крика. Он прижимал к себе безнадежно обмякшее, бескостное тело в голубой парке на меху. Он извлек двумя пальцами стрелу — вновь струйка крови.

Отнести ее в дом, мелькнуло в голове. Надо отнести ее в дом. Джулз приблизился и выстрелил ему сзади в шею — так актер Бут выстрелил когда-то в президента. На мгновение Энди привстал, еще крепче прижимая к себе Чарли. И тут же рухнул на нее ничком.

Джулз убедился, что Макги без сознания, и помахал своим, прятавшимся в лесу.

— Делов-то, — буркнул он. Рэйнберд уже бежал к дому, утопая в вязкой мартовской каше. — Делов-то. А разговору было!

СВЕТ ГАСНЕТ

Первым звеном в цепи событий, что привели к небывалым по размаху разрушениям и человеческим жертвам, явилась летняя гроза, во время которой отказали оба генератора.

Гроза разразилась девятнадцатого августа, спустя почти пять месяцев после боевой операции во владениях Грэнтера в Вермонте. Десять дней парило. А тут, как перевалило за полдень, сгустились грозовые тучи; впрочем, никто из сотрудников, работавших в двух красивых, построенных еще до гражданской войны особняках, чьи фасады разделяло широкое зеленое полотно газона с ухоженными клумбами, никто не принял всерьез грозного предупреждения — ни садовники, оседлавшие свои газонокосилки, ни женщина-оператор, которая обслуживала ЭВМ подразделения А — Е (а также автоматизированную линию подачи горячего кофе) и которая, пользуясь обеденным перерывом, вывела из конюшни красавицу лошадь и пустила ее в галоп по идеальной дорожке для верховой езды, ни, тем более, Кэп — он осилил богатырский бутерброд в своем кондиционированном офисе и снова взялся за бюджет предстоящего года что ему до этой парилки за окном?

В тот день, вероятно, лишь один человек из всей Конторы — Рэйнберд за версту почуял грозу, оправдывая таким образом свое имя. Он подъехал к стоянке машин в двенадцать тридцать, хотя отметиться перед началом работы он должен был в час. С утра ломило суставы и ныла искромсанная пустая глазница — не иначе к дождю.

Он приехал на стареньком облезлом рыдване с наклейкой "О" на ветровом стекле. Он был в белом халате уборщика. Перед тем как выйти из машины, он закрыл глаз узорчатой повязкой. Он носил ее только в рабочие часы — ради девочки. Повязка смущала его. Она напоминала ему о потерянном глазе.

Огороженный со всех сторон паркинг был поделен на четыре сектора. Личная машина Рэйнберда, новенький желтый "кадиллак", заправленный дизельным топливом, имел наклейку "А" на стекле. Что означало: стоянка для важных персон; она находилась под окнами особняка, расположенного южнее. Подземный переход и лифты соединяли стоянку для важных персон непосредственно с вычислительным центром и помещениями для экстренных совещаний, обширной библиотекой, залами для периодики и — с этого можно было начать — приемной; за безликой табличкой скрывался целый комплекс лабораторий и примыкавших к ним помещений, где содержались Чарли Макти и ее отец.

Стоянка "В" — для служащих второго эшелона — была чуть подальше. Еще дальше находилась стоянка "С" — для секретарш, механиков, электриков — словом, для технического персонала. Стоянка "D" предназначалась для безликой массы — для тех, кто, как говорил Рэйнберд, на подхвате. Эта стоянка, с ее богатой и пестрой коллекцией развалин детройтского происхождения, находилась совсем на отшибе, оттуда было уже рукой подать до Джексон-Плейнс, где еженедельно устраивались гонки на фургонах для скота.

"Вот где развели бюрократию", — подумал Рэйнберд, запирая свой рыдван; он задрал голову, чтобы убедиться — тучи сгущаются. Грозы не миновать. Часам к четырем ливанет, решил он.