Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера

– Не верование человека, это есть своего рода его подростковый нигилизм, свойственный всякой незрелости с его максимализмом и желанием пересмотреть все прежние устои и установки, на которых стоит мир. И оттого-то он это своё не верование, а вернее, веру в своё безверие, так выпячивает наружу, повсеместно и обязательно прилюдно демонстрирует (ему непременно нужно одобрение, ну и злость сойдёт при обратном эффекте), и везде этим своим отрицанием божественных начал и вызовом основам жизни манкирует. Тогда как в человеке верование, есть одно из его врождённых, так сказать, установленных в нём начал. И вера жизненно необходима человеку, – да хотя бы веря в себя, – ведь на её основе строится вся жизненная конструкция человека. И, наверное, поэтому, его так легко заставить уверовать во что-либо, даже в самую что ни на есть несусветную бессмыслицу – так велико желание человека во что-нибудь веровать. Где для этого многого и не надо, а всего-то нужно знать его чаяния и нужды, которые большим разнообразием и не могут похвастаться. – Сказал представитель тайной организации, Никак, оторвавшись от зрачка оптического прицела и, посмотрев на Устранителя.

– И как бы это когнитивным диссонансом не отдавало, а всего легче заставить человека поверить в безверие и в частности, в отсутствии веры в самого человека. А уж о человеке человек, обязательно судя по себе, всё, всё паскудное знает. И эти его знания, – человек в сущности своей большая скотина, – дай им только благоприятные условия для своего роста, то они не дадут человеку шанса для своего оправдания перед лицом этого другого человека, так много и по себе знающего о человеческой подлости. Так что когда он будет поставлен перед выбором, или я или он, то выбор для него всегда будет очевиден. – Никак переводит свой взгляд на экран телефона, вдумчиво на него смотрит и задаётся риторическим вопросом:

– И как же нам решить этот вопрос выбора? – Никак некоторое время тратит на раздумье и, просветлев в лице, даёт ответ на свой же вопрос. – В таком случае только жребий даёт чувство объективности. Как ты насчёт жребия? – уж больно замысловато улыбается Никак, глядя на Устранителя.

– Я только за. – Следует ответ Устранителя. – И что это будет за жребий? – спрашивает Устранитель.

– Сейчас увидишь. – Сказал Никак, нажимая на телефоне кнопку вызова. И в тот же момент, в здании напротив, в том самом кабинете, где который уже час находятся в неведении насчёт своего будущего, члены совета директоров одного могущественного финансового конгломерата, а может и всего синдиката, – а это бесконечно их мучает, даже не меньше чем вид этих ненавистных рож напротив, так сказать товарищей по несчастью, которых и так еле терпел из-за необходимости, а тут приходится во всю подвергать себя испытанию нахождения с ними в одном помещении столько времени, – раздаётся телефонный звонок и он вновь по особому оживляет внутреннюю жизнь в этом помещении.

И, наверное, это отчасти хорошо, а то последний час в кабинете установилась такая смертная тоска, – а это один из множества вариантов, и пока не самый плохой, сопутствующих нахождению долгое время в одном помещении людей разной формации (вот когда они начнут по очереди сходить с ума, то тут в пору бить в морду…тьфу в тревогу, то есть в ту же, но другую морду – а это непременно случится при долгой зацикленности на себе, а к этому как раз и принуждают взявшие их в заложники люди нелюди),– что прикимаривший господин Талантов мог бы сойти за героя, раз он не побоялся уснуть в такой, насквозь пропитанной злостью и ненавистью друг к другу обстановке – как-то общая беда не сплачивала их, а наоборот, разъединяла. А это оттого, что они смотрели на всё произошедшее с ними так, как они это привыкли делать, с позиции акционера, в призме своего инвестиционного портфеля. А это значит, что они не разделяли общих взглядов на происходящее, а только принимали их по необходимости, так как другого выхода не было видно.

Ну а этот, так геройски себя ведущий господин Талантов, – типа делает вид, что ему всё ни по чём и если ему захотелось спать, то он будет спать и ничего ему не помешает, – уже не только всех здесь в кабинете раздражает, а его похрапывание уже начинает сводить с ума, где члены совета начинают бросать на Спински свои полные мучения и надежды на избавление от этих мучений взгляды. Чей без толку болтающийся пистолет в руках, мог бы оказать всем здесь собравшимся бесценную помощь.

– Да хотя бы тресни его рукояткой по голове. – Предложил взгляд капитана Вернера.

– И всё-таки подлец этот капитан Вернер, – не могли не подумать другие члены совета, глядя на эти просьбы о помощи в глазах капитана Вернера, – и его уже ничто в этой его грешной жизни не исправит – сидит ближе всех к господину Талантову и сам ничего не предпринимает по отношению к его храпу, а просит об этом господина Спински, который, между прочим, находится на другой стороне стола.