Читаем Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001 полностью

Ездил я в обратную сторону, в германскую, на Неделю советской книги. Погода там, у германца, хорошая, золотая осень, и харчей полно, чего не скажешь о стороне нашей — и погода мерзость, и харча нет. Я очень ободрился от германской погоды, все перегрузки хорошо переносил, ведь три-четыре выступления в день! И так уж привык к бодрому состоянию, что когда заехали ночью в Белоруссию и заныли мои кости, думал, отлежал их. Ан нет! Погода меня замаяла. Болотная, сырая, протухлая. Все дома болеют и особенно внук. Вот уже месяц парень мается с воспалением кишечника. Медицина наша и порядки созданы не лечить, а мучить, и как бы не замучили парнишку. Сегодня ревел он, бедный, всю-то ночь напролёт. Ещё и зубки режутся.

Надо уезжать. Дорога мне только в Сибирь, на родину, или на тот свет. Лучше на родину, Сперва я думал построить дом в Овсянке, вселиться в него припухнуть. Но ведь опять же при наших-то порядках построят его года за три-четыре и мне надо будет там терпеть, руководить, раздавать деньги, трепать нервы. Опять придётся кланяться, просить квартиру. Ах, мати божья!..

Дома о моем решении ещё никто ничего не знает. Постепенно готовить — изведутся. ведь переезд в нашем возрасте, при нашем барахле уж и не просто двум пожарам, а землетрясению равен...

Ну никто как Бог.

С "Рыбой" этой мучения мои всё не кончаются. Только недавно сдал книгу в производство в "Мол. гвардии", как тут же узнал, что в «Роман-газете» остановили, вынули уже из производства даже сокращённый вариант. До лучших времен, говорят. Кто остановил? Кто говорит? Ныне ничего не узнаешь, хотя я и догадываюсь, кто и откуда и даже почему...

Я уже давно ничего не пишу — некогда. Надо бы заканчивать «Поклон» и непременно нынче, а я никак ладом за стол не сяду. Суета засосала, затянула, будто в улово. И дома, в Сибири, побыть не соберусь, а уж снится и Сибирь, и Тунгуска, как я и предполагал. Комары, гнус, холод — это всё память отмела, будто литературный лакировщик высветил природу, время, на реке проведённое, берега, воду, горы, людей...

А когда поеду — не знаю. Прежде надо ехать лёгкие лечить. И башку. Болеть стала, курва. Давление прыгает. Ну да годы ведь уже немалые. Чего спросишь с войны? Новой не было бы хоть, одно и утешение и надежда.

Ну вот и накарябал маленько, между всяких дел. Кланяюсь твоей много численной семье!

Обнимаю тебя — Виктор Петров сын.

А папа с прошлой осени живёт у меня. Оставил его тут одного в деревне он ка-ак загулял — это в семьдесят-то пять лет. Неисправим бродяга!..



28 ноября 1976 г.

Вологда

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Какое-то наитие. Днем был в молодёжной газете, что-то разговорился о Чусовом и проговорил почти полдня, тут только и обнаружив, как ярко отпечатался и город, и время, в нём прожитое... А ещё говорим: «благодарность», «неблагодарность»... По отношению к Чусовому мне в пору петь: «Мне б надо Вас возненавидеть, а я, безумец, Вас люблю!..»

Словом, пришёл из редакции, а от тебя письмо. Не ответил сразу, плохо с внуком, плохо дома. У малыша уже полтора — полтора! — месяца не могут остановить понос, и я, долго державшийся, тоже начинаю впадать в панику. Всё, что в наших силах, не таких уж сильных, сделано, и тщетно. Везти мальчика в Москву боюсь. Боюсь, что повторение анализов, новое голодание доконает его натуру, удивительно стойкую, мощь какую-то недетскую. Мальчик, голодающий так долго, так долго страдающий от болезни, уколов, душной палаты, горьких лекарств, всё ещё всем, а в особенности нам, радуется, улыбается и даже от уколов не орёт. И только гнётся и по-взрослому ойкает. По сей причине не вступаю я ни в какие с тобой литературные дискуссии — башня сдвинута, я уже и позабывать стал о какой-то «Царь-рыбе». Прочёл тут в «Литературном обозрении» (гранки-то читал на бегу в Москве) и удивился: «Гля-ди-ко, кого-то и задело за живое»...

О Герцеве только так и возможно было написать в «Царь-рыбе», тронь я эту коросту сильнее и глубже, другую ж книгу пришлось бы писать.

Не попадалась ли тебе книга В. Фомина «Пересечение параллельных»? Фомин этот — киновед, и книга его о кино, о близких нам людях. Он не только кончил тот же факультет, что и ты, но и похож на тебя многим, в том числе и бородой. Они приезжали ко мне в Сиблу со сценарием — «Мосфильм» экранизирует «Перевал». Картину будет снимать Булат Мансуров — порядочный, по-моему, мужик и работяга. Снять должны летом 1977 года. Я продал право на экранизацию, но чем могу, помогаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века