Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Вот почему я прошу снять сценарий из плана. И если объединение заинтересовано в том, чтобы фильм по «Царь-рыбе» бы поставлен, поставило бы все-таки вопрос о многосерийном фильме. Две серии заранее обречены на беглое, конспективное фиксирование материала, а не на добротное, интересное и художественное изображение того сложного, остросовременного материала, который заложен в повести «Царь-рыба».

Упрошенных, убогих по мысли и чувству фильмов и без того многовато на нашем телеэкране, и я не хочу, чтобы к ним добавился ещё один обрывок из отрывков, уже с моей фамилией. Думаю, и телеобъединение в этом также не заинтересовано.

1979 г.

(В.Татарскому)

Дорогой Виктор Татарский!

Так случилось, что о передачах «Встреча с песней» я не раз читал в газетах, а вот услышать довелось лишь нынче Вашу передачу и порадоваться тому, что в замусоренном эфире зазвучал чистый голос настоящей песни и разговор о ней идёт доверительный, душевный.

Мне тоже захотелось рассказать Вам одну любопытную историю, связанную с песней, а точнее, — с романсом, редким и, на мой взгляд, незаслуженно мало исполняемым.

В детстве довелось мне жить в детдоме заполярного города Игарки. Однажды в детдом был приобретён патефон и пластинки, которые, конечно же очень скоро были превращены боевой детдомовской братией в лом, уцелело пластинок совсем мало. Среди уцелевших оказалась пластинка, которую редко играли, потому что она была «неинтересная», то есть ребятам не нравилась. Я очень любил наш повреждённый патефон и часто его заводил, и когда пластинок совсем почти не осталось, начал заводить «неинтересные», в том числе и ту, на которой было написано — «Ясным ли днём или ночью угрюмою» — романс.

Не хочу хвалиться, будто романс сразу мне понравился, поразил меня. Нет. Я «вживался» в него постепенно, и когда слушал Пирогова, то мне он казался не артистом, а очень доступным человеком, может быть, даже из родной моей деревни, который думал вслух, а я слушал его, и отчего-то виделся мне солдат, который сидел в холодном ночном окопе и думал, тосковал о «ней». «Она» мне представлялась какой-то воздушной, заоблачной, взгляду и пониманию моему недоступной...

Увы, спустя не такое уж большое время мне наяву довелось увидеть солдат, которые сидели в окопах, не спали ночами, думая о своих любимых, о матерях, сестрах, жёнах. И образ тот, бесплотный, как бы пребывающий за облаками, начал обретать вполне земные черты — это образ великой, прекрасной и многострадальной русской женщины. И слова: «Ясным ли днём или ночью угрюмою всё о тебе я тоскую и думаю» звучали в моей душе с такой грустью и горечью, что иногда хотелось заплакать, хотя лично обо мне никто «не тосковал и не думал», потому что на фронт я ещё совсем молоденьким ушёл, ни с какой девушкой не встречался, а матери у меня уже давно не было.

Проходили годы. Война давно закончилась. У меня появилась семья, заботы, но мелодия теперь уже навечно полюбившегося романса не умолкала во мне, и однажды, уже будучи опытным литератором, я решился посягнуть на дорогой мне романс, на дорогое для меня творение, и написал рассказ под названием «Ясным ли днём». В 1967 году в седьмом номере журнала «Новый Мир» он был опубликован, и после, когда рассказ получил добрые отзывы и я понял, что он получился, я печатал его уже с таким посвящением: «Памяти великого русского певца Александра Пирогова». Однако самого романса я так с детства и не слышал, слова писал по памяти, мелодию напевал, какая сохранилась в душе. Друзья и писатели при встречах и в письмах спрашивали меня, где взять романс «Ясным ли днём» и не выдумал ли я его? Я и сам уж начал сомневаться в себе, с недоверием относиться к своей памяти.

Но совсем недавно дочка моя, немножко играющая «для себя», купила сборник «Арии, романсы и песни из репертуара Александра Пирогова», и там. к великой моей радости, обнаружился романс «Ясным ли днём». Очень дорогая встреча с давно любимым романсом очень растрогала меня, и я всем друзьям написал, где его можно найти, но спеть-то не могу. Если возможно, передайте этот романс в исполнении Пирогова, передайте привет его супруге, передачу о которой я также слушал с большим наслажденьем.

Заранее Вас благодарю и низко кланяюсь. Виктор Астафьев

1979 г.

(Ю.Т.Грибову)

Дорогой Юрий Тарасович!

Я с недоумением узнал, что Вы сняли рассказ Филипповича и при этом сослались на меня, что якобы говорили со мной. Да, говорили, но ведь не сказали, что снимаете рассказ, а говорили о том, что Вам нравится, чего не нравится и т.д.

Но сколько читателей — столько и вкусов! Вот послушайте доподлинное высказывание одного, уже покойного, редактора журнала: «Я терпеть не могу Паустовского и Казакова, но у моего журнала 120 тысяч подписчиков, стало быть, миллионов пять читателей, и половина из них обожает этих писателей, так почему же я не должен считаться с этой половиной?..» Эти слова принадлежат покойному Панфёрову, человеку категоричному в жизни и гибкому в редакторском деле.