Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

По стихам Вашим, несколько старомодным, видна Ваша большая читательская культура. Стихи музыкальны, добры, полны благородного звучания и какой-то совершенно детской доверительности и открытости миру. В Вас, несомненно, погиб очень талантливый и благородный поэт, но человек, чуткий к боли и страданию, не только своим, человек, бесконечно справедливый, добрый, остался с Вами, и то слава Богу.

Вам не хватило среды общения, понимания, хотя бы простого, совсем домашнего. Не хватило и печатания — это очень необходимо, ведь от каждого опубликованного произведения автор отплывает, как от пристани, и, глядя на неё издали, ощущает, как потраченная энергия, образовавшаяся в сердце пустота в силу «истраченного материала» наполняется новыми, обновлёнными красками, звуками, чувствами. Ничто так не терпит застоя, ничто не прокисает так быстро в посудине, называемой душой, как литературная продукция.

Излияния на бумаге спасают от одиночества, спасли, судя по стихам, и Вас в заключении, но для совершенствования таланта, для движения выше и дальше этого мало. Поэту нужна среда и среда мыслящая, горячая, противоречивая, но не равнодушная, не чужая, не тупая, наконец. Поэту и без того трудно и одиноко, ибо по остроте восприятия жизни, по глубине чувств он и без того выше и дальше толпы и черни, он и без того гибельно страдает и любит, и в среде, совсем его не понимающей, не чувствующей, не ценящей, — он и вовсе задыхается.

Как Вы выжили в лагере, я могу понять, как перенесли творческое одиночество — это тоже вроде понятно, но почти необъяснимо, не поддаётся толкованию — какая должна быть великая стойкость и сила у человека. Прозаику в этом мире чуть полегче. Кроме того, рядом со мной, например, всю жизнь человек, который не просто меня понимает, ценит и чувствует, но и помогает своим присутствием, вниманием, да и просто вовремя накормит, спать велит, на машинке напечатает.

Я очень часто думаю над судьбами тех, кто прошёл войну, тюрьмы наши адские, прелести всеобщего соцтруда, — что было бы с литературой и литераторами, не пройди они это? Дар Божий с ними, это несомненно, был и остался бы. А лира? На какой бы лад она была бы настроена? Что было бы с Вами, с Вашим поэтическим даром, не перенеси Вы всего того, что перенесли? Усадебный поэт Фет? Но он уже был, и усадьбы порушены и сожжены новыми хозяевами жизни. Скорей всего целая когорта поэтов нового времени воссоздала бы старое строение и двинула слово дальше. Думаю, высот и побед поэтических и литературных вообще она бы одержала больше, скорей всего создала бы мощную литературу мирового звучания. Плацдарм был, здоровье у народа было, сил не занимать, таланту и любви к своей земле и народу — тоже.

А так что ж? Ещё одно загубленное дарование, ещё одна остановленная на взлёте жизнь. И в результате великая русская литература едва теплится, к небу взлетают лишь отдельные искорки и «гаснут на лету», как сказал поэт Полонский.

Книжку Вашу я оставляю у себя. Может, чего-то выберу (у меня есть намётки) и напечатаю. А из последнего раздела кое-что покажу композиторам - может, положат чего на музыку. На мой взгляд, есть два-три совершенно превосходных романса.

Не знаю, как Вы перебиваетесь материально, но хорошо бы Вам этот сборничек издать, да и успокоиться, прижав его к своему сердцу, потому как все тут есть, и стон, и звук Вашего сердца. Сейчас за деньги можно издаться в любой, даже в местной типографии. Попробуйте, всё же это итог жизни, итог пусть и грустный, но чистый, достойный человека, авось и почитает кто, и поплачет.

Кланяюсь Вам и желаю хоть какого-то здоровья, добрых дней и добрых людей возле себя. Всего-всего Вам доброго! Спасибо за стихи, за грусть и слёзы, за благородство и счастье общения с «тихим, добрым словом». Живите дольше и пишите, пока пальцы держат ручку. Ваш В. Астафьев

8 мая 1911 г.

Красноярск

(семье И.Н.Гергеля)

Дорогие Тоня! Ваня! И я, как всегда, после праздника поздравляю Вас с началом весны и днём Победы! Здоровы будьте! И чтобы ребятишки были здоровы и поменьше хлопот доставляли. Мы живём напряжённо и трудно, в особенности Мария Семёновна, двое школьников в наши годы — это не награда. В особенности трудно с младшей. Она вертлява, подвижна, учиться не хочет, а только играть, на каждое слово выдаст десять и артистка первоклассная, с нею хоть смейся, хоть плачь. Я прошлым летом забрал её к себе в деревню, и она там партизанила, ходила босиком, все собаки и мальчишки её друзья, лезет в холодный Енисей, норовит кататься на велосипеде. Вырви глаз, одним словом!

Работал над романом о запасном полку, где помянул и твои, Ваня, незабвенные топкие лагеря. Роман страшный, как и вся наша жизнь была и есть страшная. А пока у нас ещё не постучала весна, снег, холод, нет ещё новой травы. Я ещё не убрался в огороде — сыро. И в деревню не перебирались — холодно. Вот на рыбалку 10-го собрался лететь. Один раз уже билеты на самолёт сдавали, было морозно на Севере.