Читаем Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001 полностью

Вручили премии моего фонда, в том числе Погодаевской школе, чему я безмерно рад. Ребятишки и учителя приезжали славные. Девчушки, сплошь красавицы, поплясали, попели в платьях и нарядах, ими же шитых. Вася Сидоркин был на вручении, я просил его позвонить тебе. Но дозвонился ли — неизвестно, так я от себя благодарю тебя, что не забываешь старика и добра, хоть и немного тебе сделанного. Добро добром отзовётся.

Ты, наверное, сейчас уже вкалываешь на своём огороде или, приведя в порядок дачу, уже заканчиваешь роман. Дай тебе Бог здоровья и помощи во всех твоих делах и помыслах.

Мария Семёновна очень переживает, что я лечу в Москву, пробовала даже шумнуть, но я ей говорю, что отправляюсь в столицу, наверное, в последний раз, и она смирилась, как всегда, собирает меня в дорогу и ворчит о моей беспечности, чтоб чего не забыл. Вот соединила судьба чёрта с младенцем, и ничего, в октябре будет уже 55 лет вместе. Часто стали мы с ней вспоминать прошлое, горькое, трудное, а всё же лучше нынешнего подлого. Помнишь ли Некрасова: «бывали хуже времена, но не было подлее»? Что бы сказал великий поэт-страдалец о временах нонешних? Обнимаю тебя. Твой Виктор Петрович



6 июля 2000 г.

Красноярск

(В.Самуйлову)

Дорогой Виктор!

Твоё письмо пришло, когда я находился в больнице с подозрением на самый тяжкий диагноз. Обошлось, но и при болезни присутствующей радости тоже мало, а хлопот много. Меня лечат дома, в том числе иглоукалыванием. Помогло, однако, лечиться надо с полгода, чтобы был результат. Но ладно, о наших годах и хворях ни разговаривать, ни слушать никому не интересно.

Хотел я тебя назвать мудаком, да перед Лизой неудобно, и есть, как я понял, на той земле, где ты обретаешься, много желающих так тебя назвать. Зачем ты рукопись отправил с кем-то? В результате рыбину мы получили, а рукопись до се где-то плавает, и ладно, если выплывет. Я уверен, что люди, нас окружающие, всегда готовы посчитать рыбину ценнее рукописи. Надеюсь, хоть второй экземпляр или черновик у тебя есть?

Ужасно я расстроился, ужасно. Из больницы в Овсянку со «своими» людьми переслал я два рассказа на компьютер (задумано три), и экая канитель поднялась, едва рукописи нашлись. А тут пришёл человек, сунул рыбину и сказал М. С: «Это Вам из Дудинки от какой-то девушки». И всё, как в воду канул, ни спросить не с кого, ни позвонить некому.

Я всякие времена пережил, во всяких русских дырах и дремучих углах пообретался, но рукописи всегда посылал только по почте. И ни одна, слышишь, ни одна из них не потерялась, а вот с нарочными, да ещё с друзьями посылал, те и забывали их послать или передать, и вовсе по пьянке теряли. Тебе мой большой отчёт.

А на теплоходе совместно с Вами поехать мы не можем. Ты же знаешь, что М. С. из дому не выходит и мечтает на первый случай дожить до своего 80-летия (22 августа). У неё вышла превосходно изданная юбилейная книга, она её тебе подарит, как ты у нас объявишься. С 22 по 30 сентября намечаются у нас третьи провинциальные «Литературные чтения», и тебе надо бы как-то изловчиться побывать на них. Будут и умные люди, надо их послушать, а то в своей сторожевой будке совсем ты потеряешься и всякие ориентиры жизненные утратишь.

Ну ладно, я всё ещё не очень работоспособен и на долгое сидение за столом непригоден.

Обнимаю тебя, если можешь, позвони и скажи, где и у кого рукописи. Виктор Петрович



26 июля 2000 г.

(С.Новиковой)

Дорогая Светлана Александровна!

Уже давно получил Вашу книжку, но прочесть её никак не удавалось, суета, болезни, слабеющее зрение и графоманы, ломящиеся в дверь, не оставляют времени на чтение.

Книжку-документ, пусть и тысячным тиражом, Вы бросили в будущие времена, как увесистый булыжник, как ещё одно яркое свидетельство наших бед и побед, не совпадающее с той демагогией, что царила, да и до се царит в нашем одряхлевшем обществе, одряхлевшем и грудью, и духовно, и нравственно. Нужная, важная книга. Конечно, те, кто бегает или уже ковыляет с портретиками Сталина по площадям и улицам, никаких книжков не читают и читать уже не будут, но через два-три поколения потребуется духовное воскресение, иначе России гибель, и тогда будет востребована правда и о солдатах, и о маршалах. Кстати, солдатик, даже трижды раненый, как я, на Руси ещё реденько, но водится, а командиры, маршалы и главные и неглавные давно вымерли, такова была их «лёгкая» жизнь, да ещё этот сатана, за что-то в наказание России посланный, выпил из них кровь, укоротил век.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное