Нет мне ответа...

Все мои рабочие планы не исполнились, со скрипом прошёлся по «Зрячему посоху», добавил сотню страниц, и они довершили написанное. В таком виде можно дома оставлять рукопись и не утруждать редакции, не возьмут. Если Викулов не взял и предыдущий вариант, то об этом и заикаться не стоит. Теперь дело за перепечаткой, а секретарша моя с внуком водится. В августе надо сдавать новую книгу «затесей» в местное издательство и осенью начать роман. Ноги, что ли, от шага отставать начали? Раньше всё успевал, а нынче вот на рыбалке не был уже три года! Год доживаю на береге Енисея и ни разу удочку не закинул в его студёные воды. Позор! Я бы таких людей в пустыню выселил, а вместо них селил на красивые и рыбацкие берега тех, кто не является позором природы, не унижает своим толстым брюхом и поведением клокочущую весенней страстью землю-мать.

Вот, Вася, как видишь, не до портрета мне пока. Жив буду, ещё сыщем время, а сейчас начинаю строить гараж, ибо купил «Волгу» и надо ей стойло, литература и друзья должны подождать, гараж на данном этапе развития социализма важнее их. Зато потом, когда приедете, глядишь, на живую природу съездим и живую рыбу половим, а мне вот снится всё мёртвая, и это к худу.

Обнимаю тебя. Твой Виктор Петрович

22 июня 1980 г.

Овсянка

(В. Я. Курбатову)

Дорогой Валентин!

Оба твои письма меня достигли. Фотографии очень хорошие, а письмо весьма субъективно, и в нём есть что-то раздражающее, так и хочется сказать дерзость в ответ: «Вам, евангелистам, хорошо! Помолитесь и дальше живёте в смирении, а тут вот писать за каким-то чёртом надо, бороться с чем-то и зачем-то, хотя и знаешь, что бесполезно это!» Но «мысль изречённая есть…», и потому не стану я её изрекать, да ещё в письме. Ничего пока, слава богу, писать не хочется, даже писем.

М. С. приехала. Хлопочет. Я перешёл в избушку и пишу тут, гараж всё строится. С М. С. съездили за ягодами, за клубникой. Далеко. Обкатали машину, набрали ягод, аж две корзины! Насмотрелся на богатые когда-то края, где, куда ни плюнь – полтора метра чернозьма лежит, а в магазинах нет ни сахару, ни крупы – ничего нет, и воду развозят в бочках, ибо из реки пить её нельзя. Утром, как в войну, люди стоят в очередь за хлебом, полусырым, разваливающимся. Если утром не купят – всё, а прежде здесь не знали, куда его девать, хлеб-то. По улицам шляются бичи, задирают народ, юнцы на ходу заголяют юбки девкам, мимо надменно проходит чёрная «Волга» с нолями, в ней сидит местная власть, ничего не видя позорного в своём и окружающем существовании, на полях мельтешит какой-то полупьяный народишко, хохочет, задирая друг дружку и спрашивая, не привезли ль бормотуху.

Статью твою прочёл. Отдай ты её в журнал. Отчитайся. Не мучай себя и мою фамиль. Она уже и без того замызгана и замучена.

Дома, в Вологде, Витеньке вытаскивали серную пробку из уха и занесли отит – заразу, мальчик кричит криком. Ирина тоже заболела, какой-то остеохондроз грудной клетки. Не будь на свете дедушки с его корявым почерком, давно бы уж с голоду померли. Андрей с Таней не ужились со старым большевиком, он как настоящий несгибаемый коммунист решил ближе к семидесяти жениться, и ему в 3-комнатной квартире стало тесно с детьми, как было тесно и с женой, которую он довёл до смерти своей передовой моралью, за кою он получает в обкомовском магазине пайку.

Маня плохо спит, переживает, а я работать не могу.

Поклон твоим домочадцам. Бердяева сегодня прочту. В. Астафьев

25 июня 1981 г.

Красноярск

(К.П. Савельевой)

Дорогая Карина!

Получил Ваше славное письмо и письмо охотника. Я, конечно, ему отвечу, но рассказ править не буду, ибо у литературы свои законы. «Ободранные белки в полутьме охотничьей избушки похожи на обглоданные кости, зачем-то подвешенные к потолку» – этот образ мне в этом рассказе был не надобен, а надобен тот, который я нашёл и поставил.

Все журналы и деньги получил. Очень рад, что картинки рисует Караченцов, давно и верно люблю его как иллюстратора. А написать, Каринушка, всё недосуг. Вот скоро год, как переехал, а всё ещё до конца не устроился, всё ещё верчусь между городом и деревней, где купил дом и пытаюсь привести его в пригодное для работы состояние.

Я заканчиваю книгу «Зрячий посох», куда входят воспоминания и о Константине Михайловиче[148]

, – те самые, что, подредактировав, дамски-стыдливо напечатала «Культура». И если Вы не против, я бы хотел частицу Вашего письма использовать в этих воспоминаниях. Уж больно много добра людям сделал К. М., а злопыхатели хотели бы представить всё наоборот.

Собираюсь на съезд, может, и увидимся. А пока поклон Юре, маме Вашей и всем хорошим людям.

P. S. Я посмотрю потом собрание сочинений и найду что-нибудь для Вас «охотничье», кажется, маленькие рассказы – «затеси» на эту тему, а пока кланяюсь и благодарю. Ваш В. Астафьев

3 августа 1981 г.

(С. А. Баруздину)

Дорогой Сергей Алексеевич!