Нет у любви бесследно сгинуть права...

Гектор. И можешь себе представить, как все звуки войны соединились в моих ушах в одну гамму благородства — ночной галоп лошадей, бряцание сабель и котелков, когда полк гоплитов в полном снаряжении проходит мимо вашей палатки, задевая ее; соколиный крик над настороженным войском. И звучание войны было для меня таким четким, изумительно ясным.

Андромаха. А на этот раз война прозвучала фальшиво?

Гектор. Но почему бы? Может быть, я старею? Или, может быть, это просто профессиональная усталость, которая иногда охватывает даже столяра у верстака. В одно прекрасное утро она охватила и меня, когда я, нагнувшись над противником, моим сверстником, собирался прикончить его. Раньше все те, над кем я заносил меч, чтобы убить, казались мне полной моей противоположностью. Теперь я преклоняю свои колени перед собственным отражением. Собираясь лишить жизни другого, я как бы совершаю самоубийство. Я не знаю, как поступает столяр в таких случаях: бросает он свой рубанок и свою политуру или продолжает… Я продолжал. Но с той минуты для меня исчезло полное совершенства звучание войны. Удар копья, скользнувшего о мой щит, падение тел убитых, а позже разрушение дворцов — все это стало поражать меня фальшью. Война увидела, что я разгадал ее, и уже перестала стесняться… Крики умирающих звучали в моих ушах фальшью… Вот к чему я пришел…

Андромаха. А для других война продолжала звучать, как прежде?

Гектор. Другие — как и я. Армия, которую я привел с собой, ненавидит войну.

Андромаха. У этой армии плохой слух.

Гектор. Нет. Ты не можешь себе представить, как вдруг, час тому назад, при виде Трои все прозвучало для нее чисто и правильно. Не было воина, который не остановился бы, охваченный грустью. И это чувство было до того сильно, что мы долго не осмеливались войти строем в ворота и отдельными группами рассеялись у крепостных стен. Вот единственная задача, достойная настоящей армии, — устроить мирную осаду своему городу, широко открывшему для нее ворота.

Андромаха. И ты не понял, что это-то и было худшей ложью. Война в самой Трое, Гектор. Она встретила вас у ворот. Тревога, а не любовь меня, смятенную, влечет к тебе.

Гектор. О чем ты говоришь?

Андромаха. Разве ты не знаешь, что Парис похитил Елену?

Гектор. Мне только что сказали об этом… Ну и что же?

Андромаха. Что греки требуют ее возвращения? Что их гонец прибывает сегодня? И что если ее не вернут — будет война?

Гектор. А почему ее не вернуть? Я сам это сделаю.

Андромаха. Парис никогда не согласится.

Гектор. Парис моментально уступит мне. Кассандра его сейчас приведет:

Андромаха. Он не может уступить. Его слава, как вы это называете, обязывает его не уступать… А может быть, как он говорит, и его любовь.

Гектор. Посмотрим! Беги к Приаму, спроси у него, не может ли он выслушать меня сейчас же. Сама успокойся. Все те троянцы, которые уже воевали и которые могут еще воевать, не хотят войны.

Андромаха. Остается еще много других. (Уходит.)

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Гекуба, Андромаха, Кассандра, Гектор, Парис, Демокос, Маленькая Поликсена, Геометр.

Приам. Ты что-то сказал…

Гектор. Я сказал, отец, что мы должны поспешить закрыть ворота войны, запереть их на засовы, на замки, чтобы ни одна мушка не могла проникнуть через них.

Приам. А мне показалось, ты что-то сказал покороче.

Демокос. Он сказал, что ему нет дела до Елены.

Приам. Наклонись…

Гектор повинуется.

Ты ее видишь?

Гекуба. Конечно, он ее видит. Я спрашиваю, есть ли хоть один человек, который не смог бы ее увидеть? Она шествует по всему городу.

Демокос. Это шествие красоты.

Приам. Ты ее видишь?

Гектор. Да… И что?

Демокос. Приам спрашивает, что ты видишь!

Гектор. Я вижу молодую женщину, которая завязывает сандалию.

Кассандра. Она делает это не спеша.

Парис. Я увез ее голой, без всякой одежды. Это твои сандалии. Они ей немного велики.

Кассандра. Маленьким женщинам все велико.

Гектор. Я вижу прелестные бедра.

Гекуба. Он видит то, что вы все видите.

Приам. Мое бедное дитя!

Гектор. Что?

Демокос.

Приам тебе сказал: «бедное дитя».

Приам. Не знал я, что троянская молодежь дошла до этого.

Гектор. До чего?

Приам. До невидения красоты.

Демокос. А поэтому и любви. Иначе говоря, мы дошли до реализма! Мы, поэты, называем это реализмом.

Гектор. А троянские старики понимают и красоту и любовь?

Гекуба. Это в порядке вещей. Любовь понимают совсем не те, кто любит и кто красив.

Гектор. Любовь, обычное явление. Я не намекаю на Елену, но красоту встречаешь на каждом углу.

Приам. Гектор, не криви душой. Разве с тобой не случалось, что, взглянув на женщину, ты вдруг почувствуешь, что она совсем не такая, какой кажется, что она блестящее олицетворение мысли и чувства.

Демокос. Так рубин олицетворяет кровь.

Гектор. Но не для тех, кто видел настоящую кровь. А я только что насмотрелся.