Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции

Алексей Михайлович («тишайший») человек был добрый, а политик твердый и дальновидный. Это он подготовил русские души к восприятию крутых реформ своего сына: «породу» вновь заменил выслугой (первым это делал Иван Грозный), что было закреплено Петром I в «Табели о рангах»; разделил страну на военно _административные разряды (округа), чем облегчил губернскую реформу сына; учредил в России почтовую связь. И он же твердой рукой подавил разгул народного бесчинства под водительством Степана Разина [202].

Оборотная сторона Смутного времени оказалась в чем-то даже полезной: оно больно ударило по «сонным» русским умам, заставило людей, способных трезво оценивать окружающее, встряхнуться от дремотной одури и «взглянуть прямым и ясным взором на свою жизнь» [203]. Они перестали фетишизировать свое прошлое, но чтобы строить новую жизнь, были нужны знания, а их-то и не было. Священные книги могли возвысить душу, но не развить мысль. Многовековые традиции отношения к знанию, как к врагу веры, сделали свое дело. Знание порождало «мнения», т.е. критическую мысль, а это, по твердому убеждению православных, подрывает самые основы вероучения. Это въелось в кровь. И преодолеть столь мощный барьер было очень сложно.

Крайне любопытна интеллектуальная трансформация русских книжников после десятилетий Смутного времени. Они с удивлением наблюдали появление в Кремле «самовольных» царей. Они не то что бы утратили веру в монаршую власть, но перестали ей слепо доверять. Привело это к тому, что книжники из бесстрастных летописцев_хронографов постепенно превратились в наблюдателей и аналитиков событий, они стали писателями

. У книжника – невиданное ранее дело – появилась авторская позиция. Весь XVII век русский книжник будет развиваться и реформироваться, он пройдет через «книжную справу», приведшую к расколу. Его ждут новые, сложные и трагичные отношения с властью [204].

Уже при Алексее Михайловиче объявились первые «интел-лектуальные раскольники» или, как их стали называть уже в наше время, диссиденты. Это и князь И.А. Хворостинин, душу которого выворачивало от всего отечественного, и подъячий Посольского приказа Гр. Котошихин, бежавший в Швецию и там написавший сокровенное «О России в царствование Алексея Михайловича» (СПб. 1859); и Ю. Крижанич (серб), приехавший в Москву, чтобы помочь русским «преодолеть невежество, заблуждения и прочие неустройства». Не учел, однако, Крижанич традиций русских: все, что он хотел дать, от него взяли, а затем в знак особой признательности отправили в сибирскую ссылку, где он и провел в недоуменных раздумьях долгих 15 лет, после чего его отпустили умирать на роди- ну [205].

Так история русских книжников почти незаметно для наблюдателя перетекла в историю русской интеллигенции.

С. М. Соловьев заметил, что главным злом России XVII века были темнота дремучая и пьянство могучее. «Главное зло для подобного общества заключалось в том, что человек входил в него нравственным недоноском» [206], т.е. он взрослел физически, оставаясь по своему умственному развитию еще обитателем «детской». Уже во второй половине XVII века люди поняли: главная беда России – в ее интеллектуальной отсталости. Уяснили также, что единственное лекарство от этой затянувшейся хронической болезни – учение, наука. Но и эту задачу решали чисто по-русски: в 1673 г. открыли в Москве театр, но лишь в 1687 г. Славяно-греко-латинскую академию.

…Еще в 1648 г. Ф. М. Ртищев основал училище, где обучали языкам славянскому и греческому, «наукам словесным до риторики и философии». В 1685 г. это училище перевели в Заиконоспасский монастырь, а уже в 1687 г. вызванные царем Федором из Греции братья Лихуды (Иоанникий и Софроний) открыли на базе бывшего ртищевского училища первое в России высшее учебное заведение – Славяно-греко-латинскую академию. Они пытались обучать воспитанников логике и физике (по Аристотелю), но церковь этим была недовольна. Иерусалимский патриарх Досифей пенял Лихудам за то, что они «забавляются около физики и философии». В 1694 г. российский патриарх Адриан отстранил Лихудов от преподавания. «Латинские борзости» изгнали, философию запретили.

Надо сказать, что Славяно-греко-латинская академия была задумана как своеобразный интеллектуальный щит против западного влияния на русскую жизнь. Поэтому любая мысль, способная смутить православную душу, изгонялась и преследовалась. И хотя Петр I реформировал академию, она все же осталась центром религиозного, а не светского просвещения.