Нэцах

Его помощники-диверсанты по одному под разными предлогами были представлены ему в течение первой недели. Все они числились водолазами в аварийно-ремонтной службе китобойной флотилии. Так было проще — можно было перемещаться между китобоями, плавбазой и берегом, не привлекая внимания. Он общался с каждым не менее часа, проговаривая с ними детали предстоящей операции.

На второй день после швартовки в Монтевидео за ними пришел катер лоцмана — другое советское судно, стоящее на рейде, запросило помощи в ремонте рулевого управления. На этом катере вся группа была доставлена к побережью Уругвая. На месте их ждал проводник. Под покровом ночи без приключений они добрались до усадьбы, проводник нейтрализовал собак, стреляя в них отравленными иголками из короткой духовой трубки.

Фон Розена, нынешнего дона Санчеса, бойцы обнаружили в спальне на втором этаже, спеленали сонного, надели на голову мешок и по команде Ирода переправили на первый этаж в большую комнату без окон. Оставив одного боевика снаружи комнаты и отправив остальных на охрану периметра, Василий Петрович первым делом лишил барона речи, воткнув несколько иголок в одному ему ведомые точки, и, сняв с головы мешок, медленно и четко сказал:

— Я буду задавать вопросы, а ты, кивая головой, будешь отвечать мне «да» или «нет». От этого зависит твоя жизнь.

Барон, не отрывая взгляда от Ирода, кричал глазами одно и то же: «Нет, нет, этого не может быть!!!»

— Да, это я, и это не сон, — отвечая на немой вопрос барона, сказал тихо Василий Петрович, — и я убью тебя, если ты не сможешь ответить на мои вопросы.

— Вопрос первый: картотека абвера в доме? — четко разделяя слова, спросил он.

Барон, огорошенный вопросом, широко открыл глаза и не отрываясь смотрел на своего мучителя.

— Я повторять не буду, я сделаю тебе очень больно. Такой боли ты еще не испытывал, — Ирод безжалостно вогнал металлический стержень в болевую точку между пальцами. — Барон зашелся в немом крике и обмочил пижаму.

— Отвечай на вопросы, будешь молчать, превратишься в парализованную тушу с торчащими наружу нервными волокнами. Это будет уже необратимый процесс. Молить будешь, чтобы я пристрелил тебя, прекратил мучения, — ровно и безразлично сказал Ирод бывшему однокашнику.

Через полчаса все девять тяжеленых ящиков с картотекой были извлечены из тайника, и шесть бойцов группы навьючили их на себя. Кому достался один ящик, а кому два, решали командиры троек. Без груза был только проводник.

— Доставить ящики на катер, проводник и два бойца вернутся за мной, может быть, придется тащить клиента на себе, — коротко отдавал приказания Ирод.

Оставшись снова наедине с бароном, он задал самый главный для него вопрос: — Где золото?

Эту информацию он выпытывал не торопясь, задавая перекрестные вопросы. Несколько раз ему даже пришлось разблокировать речь фон Розену. А через час, получив исчерпывающие ответы на все свои вопросы, Ирод погрузил барона в забытье.

Потом зашел в оружейную комнату и радостно цокнул языком, увидев богатый арсенал.

Двух противотанковых мин и нескольких гранат с деревянными ручками вполне достаточно для реализации плана прикрытия отхода. Растяжка от запала гранаты к ручке двери комнаты допроса сработала как и было задумано, взрыв разнес в клочья весь дом, двух бойцов и барона. Пришлось только отыскать оглушенного проводника в кустах у ограды, добить его и бросить в разгоравшийся огонь, пожиравший остатки усадьбы. Свидетелей и следов оставлять было нельзя. Когда в усадьбу добрались встревоженные оглушительным взрывом соседи и увидели угли от догоревшего дома, Ирод был уже далеко…

Завсегда могём

Феня откинулась на стул:

— Ой, девочки, я вам говорю: вот я смеялась в прошлую пятницу, так во сне до меня пришла сухонька чорна женчина, стала на цыпочки и салфеткой мине по губах надавала.

— И шо это значит?

Феня недоуменно дернулась от такой беспросветной глупости товарки:

— То ж была святая Параскева-пятница! Вот и не ржите, кобылы, у пятницу, шоб не плакать потом.

— Ой, Феня, поплакать мы завсегда могём. Так что лучше смейся!

Феня была живучей, как сорняк. Возвращаться в трамвайное депо после такого мистического ужаса она побоялась и устроилась на трикотажную фабрику. По началу было совсем тяжко. Из швейных навыков у нее была только вышивка крестиком в детстве да смахивание пыли с хозяйской машинки «Зингер» в немецкой слободе. Трогать руками такую ценную вещь ей категорически запрещалось.

— Вот же ж дура безрукая! — возмущалась наставница. Феня действительно туго соображала в заправке ниток, а ровная строчка не давалась вообще. Но она очень старалась, оставалась на вторую смену и просиживала просто рядом со швеями.