– Само собой. Прямо в сауну тебе принесут.
Татищев тяжело вздохнул.
– Зачем тебе это надо?
Филатов опять притянул его за пуговицу кителя.
– Затем, бля, что я жить хочу. Долго и смачно. И не хочу, чтобы мною подтерли дерьмо "Особого периода" и выкинули в толчок, спустив для верности воду. Ясно? – Он ослабил хватку. – А чистенькими, пушистыми и ласковыми мы сами сможем быть, так же? Даже патриоты из нас выдут не хуже, чем из Старостина. Почему это мы должны уйти, а он остаться?
Филатов развернулся и пошел по коридорчику к дверям спортзала. Шел, не оглядывась. Был полностью уверен, Татищев семенит следом.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Старостин взял еще одну сигарету из лежащей на столе пачки Александра, поймал его взгляд и спросил:
– Не жалко?
– Нет, только курите вы много, Иван Иванович.
– Копченое мясо дольше хранится, – отмахнулся Старостин.
Встал из-за стола.
Специально заказал, чтобы зал для совещаний в "берлоге"сделали круглым. Очень удобно нарезать круги, в ы ш а г и в а я мысль, и держать всех в поле зрения.
Форму стен повторял стол, массивный, со столешницей из полированного дуба. Старостин послал дизайнера куда подальше с его идейкой применить модный кремлевский стиль – стол с клумбой посредине.
"Нафиг мне этот "бублик" позолоченный? Фикция одна. Как за таким работать можно? Ни документов по нему передать, ни промежность незаметно почесать. За "бубликом" пусть в телевизоре красуются. А мне р а б о ч и й стол нужен! Короче, строгай верстак для документов на двенадцать персон", – распорядился Старостин.
Вторым требованием было – "ничего лишнего". В результате в зале не осталось ничего, кроме десяти кресел вокруг стола. Фальш-потолки, служившие источником света, сняли, чтобы не соблазнять желающих понатыкать в них подслушивающие и взрывающиеся предметы. Обнажившиеся конструкции бетонных плит бункера Старостина не смутили. Приказал выбелить. Свет в помещение давали угловые напольные торшеры и настольные лампы.
«И хватит. Яркий свет, шум и бабы – три врага преверанса», – заключил он.
Как опытный шулер в помещение для "политического преферанса", вмонтировал кое-что для себя. В стене за спиной его кресла, прямо за холстом картины, помещалась система кинжального огня. Если кто-то проникнет в помещение, выбив единственные бронированные двери, то будет сметен шквалом пуль из восьми пулеметных стволов. Кресло председательствующего в мгновенье ока вместе с полосой пола под ним скользнет к открывшейся нише в стене. Бронированная заслонка тут же рухнет, надежно отгородив его от ворвавшихся чужаков и вышедших из доверия своих.
– По-твоему получается, Филатов нам помешать не сможет? – сбавив шаг, спросил Старостин.
– Я так не говорил, Иван Иванович. Гарантий никто не даст. Я сказал – не успеет. Мы опережаем его на пять шагов. Начнет действовать, сразу же окажется в цейтноте. А это почти стопроцентная гарантия наворотить таких ошибок, на исправление которых у него просто не хватит времени. Он уже зашевелился. Но все его ходы просчитаны.
Старостин остановился, через стол смерил взглядом Александра. Сороколетний, широкоплечий, по-военному подтянутый, в идущей ему черной косовортке "Молодых львов" с нашивками хорунжего, Александр был похож на ротного атамана бритых отморозков из личной гвардии Старостина. Если бы не чуткие пальцы пианиста. Хищное, породистое лицо огрубело от ветра и солнца, но как ни прячь за крутой внешностью ум, обязательно глаза выдадут. Они у Александра были яркими и всасывающими, как у стервятника.
Память у Александра была феноменальной, цепкой и безбрежной. Старостин приблизил его, обратив внимание, что рабочий стол у Александра всегда был действенно чист, только один листок сиротливо лежал на столешнице. Александр весь день делал на нем какие-то абсолютно нечитаемые пометки, а потом безжалостно его сжигал. На пробу Старостин приказа воспроизвести по памяти все и всех, прошедших через кабинет Александра за день. К удивлению, он без запинки воспроизвел каждую минуту бесед, каждую строчку в документах, в мельчайших подробностях и в ньюансах.
Осталось проверить на жестокость. Индивидуальную акцию Александр выполнил, как и ожидалось, не дрогнув ни единым мускулом лица. А групповую…
Тут уже дрогнули все. Шутка про сотню "Молодых львов", по укурке отправившихся ломать Китайскую стену, родилась благодаря ему. Направленный разобраться с сотней, захватившей Благовещенск, Александр быстро и жестко провел следствие. Подшил рапорта, служебные записки и прочую бюрократическую мелочь. А потом перетопил виновных в Амуре. Начиная с командира и заканчивая приблудившимися маркитантками из местных жительниц. Говорят, правильно ли привязаны камни к шеям, проверял лично.
Старостин включил его в "группу ревизии и контроля" Движения, в личную контрразведку. С испытательным сроком в месяц. О чем Александра, само собой, в известность не поставил.