Неучтённый фактор

Холмогоров изогнул бровь. Решил не скрывать удивления. В чтение мыслей на расстоянии не верил. Но Яков не раз доказывал, что достаточно четко умеет считывать внутреннее состояние человека.

– Будем считать, что я задал его.

– Да. – Яков пристально посмотрел в глаза Холмогорову. – Я сделаю это. Это часть эксперимента. Если нам было позволенно сделать все, что мы с вами успели, возможно, будет позволенно совершить и это. Слишком поздно поворачивать назад.

Холмогоров перевел взгляд на стоящий у стены прибор. Его прямо перед ужином доставили из Красногорской лаборатории. Укрытый белым чехлом, он казался безобидным и простым, как обычный офисный ксерокс. Если не знать о электронной начинке.

– Профессор, вы чувствуете себя Курчатовым, держашем руку на рубильнике атомного фугаса? – с улыбкой спросил Яков.

– Мне интереснее, как вы себя ощущаете в роли запала атомной бомбы, коллега, – без тени юмора ответил ему Холмогоров.

Фараон

Тайным коридором Старостин прошел из бункера в подвал штаб-квартиры, на личном лифте поднялся в кабинет. Просторное помещение еще сохранило следы пребывания своего прежнего хозяина – главного режиссера театра Армии.

Этим кабинетом, считавшимся официальным местом пребывания лидера Движения, Старостин пользовался крайне редко. В основном, встречался здесь с делегациями "с мест" и политическими фигурами, от которых ничего путного не ждал. Секретари из предбанника официального кабинета об отсутствии хозяина ничего не знали. Все звонки из приемной автоматически дублировались в рабочий кабинет в здании напротив или в "берлогу", откуда Староростин или от его имени Кочубей давали необходимые распоряжения. Кочубей же предложил разделить документооборот на два потока: документы с пришпиленной розовой бумажкой уходили на обработку в "берлогу", с желтой – клались на стол официального кабинета. Старостин подписывал их, не глядя, когда было время.

Сейчас он, пройдя из задней комнатки в большой кабинет, лишь покосился на разбухшую папку "на подпись". Перегнулся через стол, ткнул пальцем в кнопку селектора.

– Дарья, охрана на месте?

Секретарша от испуга охнула.

– Иван Иванович… Да, здесь. Уже ждут.

– Молодцы, я выхожу.

Он скорым шагом прошел в двери, провернул ключ в замке и толкнул ее дубовую тяжесть.

Из кресел сразу же вскочили трое в форме "Молодых львов". С десяток посетителей, до бледных лиц дожидавшиеся приема, с трудом поднялись на затекших от долгого сидения ногах.

Старостин обвел взглядом приемную. Выбрал первого, более-менее, симпатичного просителя. Изобразил на лице удивление. Ткнул пальцем в его сторону.

– Как, до сих пор маринуете?! – прорычал Старостин.

Посетитель чуть не рухнул назад в кресло.

– Иван Иванович, – пролепетал он. – Без вашей подписи…

Старостин шагнул к нему, вырвал из рук папку. Распахнул, корябая бумагу, вывел свою летящую подпись. Поставил жирую точку.

– А число? Число я вам печатать должен?! Дарье Ивановне по молодости лет еще простительно забыть. Она о женихе думать обязана, а не какое сегодня число. Почему число не проставили?!

– Ну… Так мы же не знали, когда вы подпишите, Иван Иванович! – взмолился посетитель.

Старостин в закавыченной пустоте твердо нацарапал цифру тринадцать, сунул ему в руки папку. Моментально разгладил гневные морщины на лице.

– Вот из-за таких, как вы, дорогой соратник, у нас семь пятниц на неделе, четыре дня Конституции и два Новых года!

Первым захохотал, закинув голову. Посетитель подхватил дребезжащим смехом.

Под вежливые смешки Старостин покинул приемную. Охрана ненавязчиво взяла его в "треугольник": один спереди, двое по бокам.

В коридорах штаб-квартиры сновал разномастный люд, большая часть с черно-золотыми значками Движения на лацканах пиджаков. Рыжеволосая дама из провинциальных активистов чуть было не лишилась чувств, увидя идущего по коридору живого Старостина. Пришлось остановиться, сыграть сценку "вождь накоротке общается с представителем Чухонск-Залесской ячейки".

Баба была бестолкова, как все представительницы неистребимой породы партийных дам, под чьими бы партийными знаменами они не тусовались, повсюду вносили нотку кухонной истеричности и беспросветного снобизма. Рыжеволосая так трясла огненным начесом в ответ на каждую фразу Старостина, что наружу вылез бурый клок накладных волос. Терпение у Старостина быстро лопнуло. Тем паче, что вокруг уже разрасталась толпа жаждущих подышать одним воздухом с вождем. Он подхватил под локоть серолицего с партийным значком, в ком опознал обитателя многочисленных кабинетов, пристроил к героически рвущей мохер груди активистки, зычно произнес, обращаясь ко всем сразу:

– Не будем откладывать в долгий ящик. Инициативу с мест губить я не дам! Вот товарищ, изложите ему суть. Он вами займется. И построже с ним, на ваши взносы живет!

Провожаемый одобрительным гулом, он сбежал по широкой лестнице. Но внизу его поджидало новое испытание.