Неудачник

— Конечно, Кира!

— Какой-то ты рассеянный.

И продолжает о чем-то говорить: о недавних событиях, подругах, универе, и прочей чепухе. Мне же ничего не надо, только быть рядом. Я просто плыву от близости.

В квартире Кира осматривается, но как-то робко, словно не хочет увидеть чего-то нехорошего. Я не включаю телевизор, компьютер и прочее железо. Сегодня только я и она, только мы, и ничего лишнего, искусственного. Я касаюсь ее руки, зову на кухню. Там уже накрыт стол.

— Это ты готовил? — спрашивает Кира.

— Да, — скромно отвечаю я.

— Так вкусно пахнет!

— Я старался.

На микроволновке мерцает время. Очень быстро. Кажется, недавно зашли. Заканчиваем ужин. В комнате я зажигаю свечи, выключаю свет.

— Как романтично! — восхищается Кира. Она довольна, во взгляде появляется что-то новое. Что-то чего я очень ждал.

— Ты такой классный, Вова! Мне с тобой хорошо!

— Мне тоже! Очень хорошо с тобой, Кира!

Обнимаю ее, прижимаю к себе. Сердце учащает ритм. По телу приятная истома. Слышу сердцебиение Киры, смотрю в глаза. Все отходит на второй план, безнадежно далекий от меня. Есть только она, и я. Только глаза, только объятия. Я очень хочу, чтобы мы остались вместе. Если не навсегда, то пока не разлучит смерть.

Я прижимаю ее, нежно целую. В первый раз. Кира отвечает. Мы целуемся несколько минут. Не знаю. Время замирает. Ничего другого не хочется. Только быть с ней, целовать, любить.

— Мне пора, — говорит Кира, отстраняясь.

Смотрю на часы. Прошло уже два с половиной часа. А, кажется, что пять минут назад встречал ее на остановке.

Кира смотрит перед собой, руки скрещены на груди. Но я понимаю, что хочет остаться. Иначе бы сначала встала, потом говорила. Обнимаю, прошу остаться. Глажу, целую. Кира мнется, но уходить не спешит. Мы увлечены друг другом, и острота необходимости уходить как-то сглаживается. Появляется ощущение, что уходить не надо. Никогда и никуда. Надеюсь, и у Киры тоже.

— Останься, Кира, — говорю я срывающимся, возбужденным голосом. — Останься, прошу.

Я должен это сказать. Я почти знаю, как ответит Кира. Просто чувствую, может быть — предугадываю. Но, не смотря ни на что, ответ не разочарует. Потому что мы словно стали другими, изменились под воздействием друг друга. И теперь ничего не остается, как быть рядом, чувствовать тепло, дышать одним воздухом, жить одной реальностью. Совместной.

— Я думала, ты не предложишь, — говорит Кира.

А потом встает, выходит на кухню. Я не противлюсь, просто лежу, смотрю на темный прямоугольник окна с разведенными шторами. Слышу обрывки разговора. Кира сообщает родителям, что сегодня не придет домой, останется у подруги. Ее отпустят, я почти уверен в этом.

Кира заходит, говорит:

— Я остаюсь.

И больше не надо слов. Мы снова оказываемся рядом, в объятиях. Мне так хорошо, что готов провести так всю оставшуюся жизнь. Каждую минуту, пока часы тикают, и сыпется сверкающий песок из верхней колбы в нижнюю. Быть рядом, слышать стук ее сердца, чувствовать дыхание.

— Кира, Кира… — шепчу я.

Она целует, гладит, ласкает. Бусы на шее чуть слышно звенят, пульс убыстряется, темная комната с включенным телевизором без звука, с компьютером и ноутбуком расцвечивается красками, взрывается ароматами, ощущениями. Что со мной? Как будто просыпаешься в прекрасном сне, похожем на реальность, но более красивом, добром. Твоем сне. И знаешь, уходить отсюда не нужно. Теперь всегда будет хорошо, потому что ты дома, в безопасности, среди своих.

Мы целуемся, не можем оторваться. Я медленно снимаю блузку, лифчик. Глажу грудь, целую, ласкаю всю. Кира отвечает, прижимает к себе, целует. Мы как два путешественника, что, после долгого перехода по пустыне, нашли источник. Я в ней, она — во мне.

Мы занимаемся любовью. Нежно и страстно, ласково и грубо. Одни в нежных объятиях реальности, такой небольшой и уютной. И никто не нужен. И никого нет. Только чувства, что плавясь, превращаются в ощущения, оборачивающиеся вздохами, тяжелым, страстным дыханием. Нам так хорошо, что кажется, небо приблизилось на расстояние вытянутой руки. Кира прекрасна в звездном сиянии. Только звезды светят не на нее, а из нее. Мне так хорошо, что хочется то ли смеяться, то ли плакать. Из колонок раздается приятная, приглушенная музыка. Марк Сэндман из Morphine поет:

It's too dark to see the landmarksAnd I don't want your good luck charmsI hope you're waiting for meAcross your carpet of stars.

Марк Сэндман умер от сердечного приступа. В 46 лет, прямо на сцене. Наверное, так и нужно умирать. На вершине, когда вокруг поклонники, под звуки оваций, и музыки, что наполняет существование смыслом. Спеть куплет, улыбнуться, и уйти. Но и это не важно…

Кира прекрасна. Я придерживаю ее за талию, вдыхаю тонкий, приятный аромат. Мне хорошо, но еще больше хочется, чтобы хорошо было ей. Хочется сделать ее счастливой, так, чтобы по-настоящему, без оговорок. А потом просто быть рядом. Все мысли пропадают, нас подхватывает поток. А Марк Сэндман поет: