Неудобные люди

– Не возьмем, – слышит Дима из-за угла. Слова отца. Ноги сгибаются в кривые ходули, в деревяшки для паданья. – Может, там он действительно ни к чему.

Что такое рисунки хуюнки? Мама сейчас говорила. Не знаю. Что то про меня.

Им будто страшно мне показалось. И мне тоже. Но они уезжают а я здесь.

Я хотел выбежать из заугла. И сказать что тоже. хочу с ними. Но они говорилитак что я потерял сятак сердито что я да. Растерял ся. А потом мама сказала пора будить.

И я побежал к себе и не плакать. Но всё равно.

* * *

– Да, доброе утро.

Прошла почти неделя с Настиного приезда в коррекционку. Сережа с Кристиной утром вышли из квартиры и, вероятно, пошли-поехали в свои учебно-рабочие места. Настя раскинулась на кровати, лениво дотянулась до телефона и набрала Олю. Та поздоровалась в ответ.

– Слушай, я… вообще-то я не уверена. Так звоню, уточнить, подумать.

– А, хорошо, – отвечал глубокий, добрый голос не глубокой, но доброй, пышной Оли. – А что такое?

Настя вспомнила Наташино тогда: Не хочешь вернуться? Место твое свободно, даже стол вон. Приходили к нам тут, но тоже уволились.

– Это как, она это серьезно говорила?

– Да, наверно. Я думаю, да. Конечно! Место свободно, ищут дефектолога как раз. Но сама понимаешь, сколько они будут. Искать. А что?

– Да так, вот думаю просто. Может, и действительно, не знаю пока.

– Ты с Наташей об этом говорила?

С Наташей Настя говорить пока не хотела. Та перетянет всё на себя, сорвет кожу, как одеяло холодной ночью, Настя собиралась разобраться с этим вопросом без давления и суеты, точнее, не собиралась, ну, собиралась, но не разобраться – а уточнить, так, понять, что не вариант, и думать забыть. В общем, разобраться, и всё.

– Напиши Виталию Афанасьевичу. У тебя есть его почта? Или в Вотсапе… Я пришлю. Он расскажет. Я подробностей-то не знаю.

Хорошо. Не очень-то надо, но на всякий.

– И что Дима с семьей переезжает, так хорошо получается. Такой мальчик хороший, может, там у него жизнь хоть как-то… Куда они едут, кстати, я забыла? В Европу?

– Вообще-то, знаешь… Дима уже никуда не переезжает. Родители его с собой не берут. Улетают без него.

– О.

– Сказал на днях. К Наташе приходил.

– О-ой. А с ним что же?

– Я в подробности, если честно, не вдавалась. Наташа же с ним. Вроде оставляют с кем-то. С бабушкой, что ли.

– А… Ну, так, может, и лучше даже будет.

Настя не смогла обдумать это с ходу, но почему-то чувствовала, что с бабушкой Диме будет лучше, чем с родителями. Вообще-то просто сложно было представить, что с кем-то ему может быть хуже, чем с ними. Нет, можно, конечно, некоторые вон…

– Так что вот так вот… – Оля сделала паузу, видно, не зная, что добавить. – Не спрашивала.

– Ну я если устроюсь к вам, сама спрошу. – Настя потеплела внутри, почувствовала, как там разлилось масло. Хоть и не устроится, понятное дело.

Еще Настя думала: если устраиваться работать (а она всё больше свыкалась, сращивалась с мыслью о работе в принципе), то куда как не в коррекционку? Куда угодно в общем-то, конечно. Но куда? Разве что Сережа поможет с чем-нибудь, но это кот в мешке: в его металлургических делах она ничего не смыслила, а варить кофе для какого-нибудь топ-менеджера (да пусть даже для самого Сережи), занимать какую-то номинальную должность чисто для галочки и получать за это незаслуженные деньги тоже не очень-то хотелось, не хотелось вообще. А что-то делать хотелось.

Настя ментально приближалась к предыдущему и будущему месту работы, круглила петлю, мысленно уже открывала по утрам тяжелые деревянные двери, шла по коридорам, хлопала толстыми папочками отчетов, тестировала детей и составляла им учебные планы. Ей вспоминались дети, с которыми она работала тогда. Хорошие, милые, звонкие – дребезжащие. Они по большей части уже выпустились, разумеется, хотя вот Дима и его класс еще доучивались. Но Настя была шесть лет замужем, шесть лет как не работала в школе – и зачем, надо ли сейчас?

* * *

– А твоя мама точно согласится? – Аня не спеша причесывалась, глядя в зеркало на столике, пока Даня примерял костюм.

– Да точно-точно. Давай быстрее, мне выходить уже.

Каждое утро Даня развозил детей по школам: старшую и среднего – в одну, младшего – в другую.

– Но она железно отказывается переезжать?

– Да железно, ты же слышала ее. Я к этим американцам ни ногой, никак. Первый канал и так далее, соловьем прям поет.

– Угу, березку ей подарим. И матрешку.

– Что?

– Не, ничего. Поговоришь тогда с ней?

– Да, я позову ее к нам. Про это лучше не по телефону. Ты детей заберешь сегодня?

– Я с Милой встречаюсь, не знаю, успею ли. У них есть деньги на такси.