Неугомонное зло

— Я познакомилась с одним полицейским и его подругой, Мередит; они приезжали осмотреть бывший дом священника. Мередит зашла осмотреть церковь. Потом вернулся ее друг-полицейский. Он-то и сказал нам, что найденные кости человеческие. К сожалению, старый Билли прятался в кустах и подслушивал.

Эстер подошла ближе к подруге и убежденно заявила:

— Скорее всего, кости очень старые! Ты ведь знаешь, какая древняя Пастушья тропа. Она идет через лес… Какой-нибудь барсук разрыл древнее захоронение… вот увидишь, окажется, что кости принадлежат какому-нибудь средневековому крестьянину. А может, звери разрыли старую цыганскую могилу…

Рут повернулась к подруге и снова улыбнулась:

— Да, Эстер, наверное, ты права. Но знаешь, я вдруг испугалась… что они нашли Саймона.

Подруги переглянулись. Эстер первая овладела собой и воскликнула:

— Чушь!

— Где-то же он должен быть, — заметила Рут.

— И совсем не обязательно в жутком лесу Стоуви!

На эту тему они часто спорили и раньше. Рут решила не продолжать — не потому, что признала правоту Эстер. В глубине души Рут считала, что права она, а не Эстер.

Они побрели к дому. Рут пропустила Эстер в кухню; та тут же принялась мыть стебли ревеня под краном.

— Наверное, не обязательно мыть ревень после такого ливня, — сказала Эстер, видимо пытаясь отвлечь подругу от мыслей о страшной находке.

Настроение у Рут не улучшалось. Неожиданно она вспомнила о старом Билли и оживилась:

— Раз уж ты собралась варить варенье… Может, угостишь Дайлис? Или занеси пару баночек старому Билли, когда будешь проходить мимо его дома! Представляешь, как старик обрадуется сладкому?

Она предложила это порывисто, по наитию; при этом в душе возникло чувство, будто она пытается подкупить старика. Очень глупо. Или все же…

— О господи! — воскликнула она, закрывая лицо руками.

— Перестань! — Эстер тут же очутилась рядом и принялась искренне, но неуклюже похлопывать ее по спине мокрой рукой. — Кости не его… шансы ничтожны — один к миллиону. Ведь ты даже не знаешь — и никто не знает… где он.

— Я всегда знала, где он, — ответила Рут, убирая руки от лица. — Много лет он лежал в лесу Стоуви и ждал, когда его найдут. И вот его нашли. Скоро сама в этом убедишься!

Страшная находка толкала Рут к срочным действиям. Пора, пора ей сделать то, что надо было сделать еще много лет назад. Оставив Эстер на кухне — та хлопотливо готовила обед, — Рут поднялась к себе в спальню и вынула из платяного шкафа маленькую шкатулку палисандрового дерева.

Шкатулка была очень красивая, Викторианской эпохи, дорожная. Вначале в ней было множество отделений для всех нужных мазей, лекарств и других медицинских предметов первой необходимости. Шкатулка принадлежала еще ее отцу; видимо, именно он извлек внутренние перегородки и стал хранить в шкатулке не аптечку, а документы, в основном счета и расписки, связанные с приходскими делами. Рут поставила шкатулку на кровать и подошла к каминной полке. Там, под вазой, она хранила ключ. Повернув ключ в замке, она потянула за медную ручку, впаянную в середину крышки. Ноздри уловили знакомый слабый запах, сразу навеявший воспоминания о тех временах, когда шкатулкой пользовались по назначению. Запахло нюхательной солью, чем-то приторным — возможно, настойкой опия, лавандовым маслом и экзотическим гвоздичным. В шкатулке лежали бумаги, истертые, немного пожелтевшие конверты.

Рут вытащила их и разложила на покрывале. При виде фамилии адресата — «Мисс Рут Паттинсон» — к ее горлу подступил ком. И не от горя — она уже давно перестала горевать. И не злость, давно перегоревшую. Что же тогда осталось? Стыд… или вполне понятная стеснительность. Рут печально вздохнула. Стеснительность нельзя недооценивать. Стесняясь, люди совершают самые дикие поступки… или, наоборот, чего-то не совершают. Просто из-за того, что робеют.

Пальцы ее двигались как будто сами по себе; они извлекли письмо из верхнего конверта, и у нее сразу же заболело сердце. Она вспомнила, с каким нетерпением вскрывала конверт в первый раз, много лет назад! Как ей хотелось поскорее прочесть письмо! Тогда ей казалось, что каждое его слово дышит любовью и преданностью. Рут принимала за чистую монету его небрежные заверения в том, что она — единственная девушка, которая ему небезразлична. Да, его шаблонные фразы казались ей пылкими признаниями.

— Дура, дура, дура! — прошептала Рут.

Нет, не дура. Дурой она даже тогда не была. Наивной — да. И еще она была влюблена по уши и потому убедила себя в том, что все настоящее, неподдельное. Позже, перечитывая его послания, она поняла, что они написаны под влиянием момента и гормонов, а вовсе не из чувства любви. Письма молодого человека, юноши, в душе совсем мальчишки; ему приятно чувствовать себя взрослым мужчиной, но жаль жертвовать беспечностью, не хочется брать на себя ответственность, неотделимую от взросления. Молодой человек, написавший письмо, отличался крайним эгоизмом и избалованностью.