Неугомонный

— Это все не то. Крепко ли ты меня любишь?

— Я люблю отца и мать. А тебя я очень мало знаю. Было бы даже очень стыдно, если бы я стала вдруг крепко любить мальчика, который мне даже не родной.

— Но ты бы не хотела, чтобы кто-нибудь другой был твоим женихом?

Необула подумала и сказала:

— Если говорить честно, то, пожалуй, хотела бы. Мне бы больше нравилось, чтобы мой жених имел не только знатного отца, но и мать из знатного рода. И чтобы подруги не попрекали меня, что у меня свекровь — рабыня. Но раз отец предназначил меня тебе, я не смею спорить. К тому же ты красив и, как говорят, угоден богам, умеешь сочинять и петь гимны, храбр и мужествен. Отец сказал мне: «Скажи об этом тем, кто будет тебя попрекать будущей свекровью».

С тяжелым сердцем уходил Архилох с этого свидания. Ему было ясно: его любовь не находила ответа. Необуле он не нравился; в поэзии и музыке она ничего не понимала. Она стала его невестой только из чувства долга, потому, что он спас ей жизнь, и потому, что этого хотел ее отец.

Архилох не находил себе места. В грустных стихах он вспоминал пережитое и рассказывал о своей печали. Единственным утешением были его молодые друзья — Перикл, Фалант и Эсимид, с которыми он заключил «союз дружбы». Юноши поклялись в верности до гроба, говорили, что никогда не предадут друг друга.

Еще большее утешение, чем дружба, приносили Архилоху поэзия и музыка. Он сочинял серьезные и шуточные песни, обращенные к товарищам, и вместе с товарищами распевал их на пирах. Эти песни были написаны новым, необычным размером.

До этого времени серьезные и поучительные поэмы, как, например, поэмы Гомера и Гесиода, писались эпическим размером, который называется гекзаметром.

Каждый такой стих состоит из шести дактилей, а каждый дактиль — из одного долгого и двух кратких слогов; это приблизительно то же самое, что у нас один слог с ударением, а два без ударения, как в слове «мельница».

Только в последнем дактиле последнего слова не хватает:

Муза, ска/жи мне о/том много/опытном/муже, ко/торыйСтранствовал/много, с тех/пор как тро/янцев твер/дыню раз/рушил.

Эти стихи писались на торжественном языке; многие слова и выражения, употреблявшиеся поэтами, не встречались в обыкновенной живой речи и часто даже не были понятны простым людям. Они пелись под аккомпанемент лиры

. Такое пение создавало праздничное, возвышенное настроение.

Народные песни, как, например, те, которые пели переодетые юноши во время веселых праздников, исполнялись другим размером — ямбическим. Каждый такой стих состоит из нескольких ямбов, а каждый ямб — из одного краткого и одного долгого слога (один слог неударяемый, другой — ударяемый), например:

Живей/хозя/ин, не/уйдем/с пустым/мешком:Мы дом/слома/ем, вы/бьем дверь/и у/несемС собой/твою/весе/лую/хозя/юшку!

Еще до Архилоха появилось стихотворение, в котором высмеивалась высокая поэзия Гомера. Оно называлось «Маргит» и описывало похождения не героя древности, а дурачка, который

Многим учился наукам, но плохо всему научился, —Точно как в басне лисица, которая множество знаетУловок разных. Еж — одну, да хорошо!

Здесь первые два стиха написаны гекзаметром, а третий — ямбом. И так во всей поэме: гекзаметры перемешивались с ямбами. Например, эта песня начиналась, как у Гомера, торжественными гекзаметрами:

Как-то пришел в Колофон старик, богоравный сказитель,

Муз Геликона слуга, любимец стрелка Аполлона.

Но затем следовал веселый ямб:

В своих руках он музу звонкую принес.

По этому же образцу писал и Архилох: даже в серьезных стихах у него постоянно перемешиваются дактили с ямбами, длинные стихи — с короткими. Он не писал высоким старинным слогом, он писал простым языком, на котором все говорили дома, на улице и на рынке. Поэтому его песни были всем понятны, всех волновали. Не все части его стихотворений пелись — он то пел, то говорил их под аккомпанемент флейты.

В своих песнях он дружески высмеивал недостатки приятелей — он смеялся над обжорством Перикла, над легковерием Эсимида.