Неугомонный

— Несколько месяцев назад. В апреле. Могу уточнить, если это важно.

— Чрезвычайно, — сказал Валландер. — Вы очень нам поможете.

Она вышла в соседнее помещение. И через несколько минут вернулась с бумагой в руке.

— Десятого апреля. В тот день ее навещали последний раз. С тех пор никто не приходил. Она вдруг осталась совершенно одна.

Валландер задумался. Десятого апреля. На следующий день Хокан фон Энке ушел из дома. И не вернулся.

— Я полагаю, в тот день ее навещал отец, — осторожно сказал он.

Она кивнула. Конечно, отец.

Из «Никласгордена» Валландер поехал в Стокгольм, прямиком на Гревгатан. Остановил машину и отпер квартиру ключами, которые ему дала Линда.

Такое ощущение, будто надо опять начинать все с самого начала. Но с начала чего?

Долго он стоял посреди гостиной, пытался понять. Но безуспешно, никаких зацепок.

Вокруг лишь огромная тишина. Глубина, где плавают подлодки, где не чувствуется волнения моря.

12

Валландер заночевал в пустой квартире.

Поскольку было жарко, почти духота, он приоткрыл окна и смотрел, как тонкие гардины легонько колышутся. На улице временами кто-то горланил. Валландер подумал, что прислушивается к теням — обычное дело в недавно покинутых домах или квартирах. Но ключи он попросил у Линды не затем, чтобы сэкономить на гостинице. По опыту он знал, что в расследовании преступлений первое впечатление зачастую играет важнейшую роль. Редко случалось, чтобы повторный визит приносил что-нибудь новое. Однако на сей раз он знал, что искать.

По квартире он ходил в носках, чтобы не переполошить соседей. Осмотрел кабинет Хокана и два Луизиных комода. Проверил и большой книжный шкаф в гостиной, и все прочие шкафы и полки в квартире. И когда около десяти вечера осторожно вышмыгнул из дома перекусить, был вполне уверен: все следы дочери-инвалида были тщательно удалены.

Поужинал Валландер в заведении, которое представляло собой якобы венгерский ресторан, но все официанты и персонал открытой кухни говорили по-итальянски. Снова поднимаясь на медленном лифте на третий этаж, он прикидывал, где бы устроиться на ночь. В кабинете Хокана фон Энке стоял диван. Однако в конце концов он расположился в гостиной, где вместе с Луизой пил чай; лег на диван, укрывшись клетчатым шотландским пледом.

Около часу ночи его разбудили громогласные ночные гуляки. Вот тогда-то, лежа в темной комнате, он вдруг совершенно проснулся. Все-таки полный абсурд, что здесь нет никаких следов дочери, которая живет сейчас в «Никласгордене». Он едва ли не физически чувствовал досаду, что до сих пор не нашел ни фотографий, ни хоть какого-нибудь документа из тех бюрократических справок, какими любой швед окружен со дня рождения. И снова тихонько обошел квартиру. С карманным фонариком, который временами включал, чтобы осветить самые темные уголки. Свет он зажигал не повсюду, опасаясь привлечь внимание соседей из дома напротив, но памятуя, что у Хокана фон Энке ночью всегда горели лампы. Это действительно правда? Ведь незримую грань между ложью и реальностью в семье фон Энке преступали с необычайной легкостью? Он замер посреди кухни, попытался найти ответ. Потом упрямо продолжил поиски, ищейка, которую он порой умел в себе пробудить, теперь не успокоится, пока не найдет следов Сигне, а они должны быть.

Около четырех утра поиски увенчались успехом. В книжном шкафу обнаружился фотоальбом, спрятанный за большущими книгами по искусству. Фотографий немного, но вклеены аккуратно, в основном поблекшие цветные снимки, несколько черно-белых. Только фотографии, без письменных комментариев. Общих фото брата и сестры нет, однако он этого и не ждал. Когда родился Ханс, Сигне уже исчезла, отданная в приют, стертая. Валландер насчитал около пятидесяти снимков. Большинство запечатлело одну Сигне, лежащую в разных позах. Но на последнем фото ее держит Луиза, серьезная, взгляд мимо объектива. Валландер опечалился, заметив по фотографии, что вообще-то Луизе не хотелось сидеть там и держать своего ребенка. От снимка веяло бесконечной тоской. Валландер тряхнул головой, ему стало очень не по себе.

Он снова лег на диван, чувствуя огромную усталость, но одновременно и облегчение, и мгновенно заснул. Около восьми его разбудили донесшиеся с улицы сигналы автомобиля. Снились ему лошади. Целый табун, который промчался по песчаным дюнам Моссбю и ринулся прямо в воду. Он попробовал истолковать сон, но не сумел. Так бывало почти всегда, потому что он толком не знал, как подступиться. Набрал ванну, выпил кофе и около девяти позвонил Иттербергу. Тот сидел на совещании. Валландер сумел оставить сообщение и в ответ получил эсэмэску: Иттерберг может встретиться с ним в пол-одиннадцатого у Ратуши, с той стороны, что выходит к воде. Там Валландер и стоял, когда Иттерберг подкатил на велосипеде. Они расположились в кафе, взяв себе по чашке кофе.

— Что вы здесь делаете? — спросил Иттерберг. — Я думал, вы предпочитаете маленькие города и сельские поселки.

— Так и есть. Но иногда обстоятельства вынуждают.