Неуловимая наследница

Логика подсказывала, что этот заботливый дядя Слава был не так прост, как ей показалось с самого начала. Пришел в больницу, рассказал трогательную историю, как бы невзначай выдал ей, где искать одного из убийц. А потом так вовремя появился именно там, где нужно было. Что им двигало? Сентиментальная привязанность к единственной дочке погибшего друга? Ой, вряд ли. Для чего-то она, Оля, была ему нужна. А значит, у него и план дальнейших действий был уже готов.

Так оно и оказалось.

– Дома вам появляться нельзя, – сразу отрезал Порох. – И вообще в прежних местах лучше не светиться.

– Предлагаете за границу нас переправить? – фыркнула Оля.

– Предлагаю вам работу. И крышу над головой, – ответил Порох. – Как считаете, почему вам так ловко удалось обвести Рябого вокруг пальца? Я вам скажу почему – вид у вас уж больно безобидный. Девочки-красавицы, щечки розовые, глазенки наивные. То, что вы выносливы, как черти, и стреляете без промаха, на лбу-то не написано. То-то и оно. А это свойство полезное, очень полезное.

– И чем оно может быть вам полезно? – спросила Оля, уже догадываясь, к чему клонит Порох.

А Машка, кажется, только сейчас отошедшая от шока и начавшая соображать, что происходит, возразила:

– Я не могу. У меня кубок…

– Про кубок надо было думать раньше, когда ты с подружкой своей, на всю голову оторванной, связалась. А полезны вы мне можете быть вот чем…

Порох пустился в пространные объяснения. Машина все так же мягко катила по подмосковному шоссе. Румяное зимнее солнце, отливая кроваво-алым, катилось к горизонту. Впереди лежала какая-то новая жизнь, пока непонятная, но определенно опасная.

* * *

Идея Пороха оказалась проста и, в общем, довольно интересна. Оля и Машка стали его личной охраной. Охраной, которая ни у кого не вызывала опасений. На все переговоры, во все сауны и загородные клубы Порох теперь приезжал в сопровождении двух хорошеньких семнадцатилетних девчонок. Одной – беленькой, другой – черненькой. Девчонки хлопали накрашенными глазами, безмятежно смеялись сальным шуткам, порхали вокруг перетирающих свои блатные дела суровых мужиков, сверкали длинными загорелыми ножками и вообще всячески услаждали взгляд. А знать о том, что эти ножки способны вырубить каждого из присутствующих мощным ударом в челюсть, а ласковые наманикюренные ручки – безошибочно попасть из винтовки для биатлона в цель с расстояния 50 метров, никому было не обязательно. Порох сурово следил за тем, чтобы на его спутниц не посягали, и пресекал любые попытки корешей познакомиться с Олей и Машкой поближе. И вскоре все как-то уяснили, что Прохоров к своим молоденьким любовницам относится ревностно, и лапы к ним лучше не тянуть. Уяснили и приняли – «да и ладно, что, других телок, что ли, нет?» А если кто из братвы и узнал в Оле и Машке девчонок, которые приехали с Рябым на охоту, а после его загадочного убийства бесследно исчезли, объявлять об этом он не спешил. Авторитет Пороха был слишком велик.

Оле и Машке выдали оружие, которое они научились искусно прятать под джинсовыми и кожаными куртками, всегда надеваемыми поверх подобающих молоденьким любовницам криминального лидера модных тряпок. Однако пользоваться своими «Глок 17» им пока еще ни разу не доводилось. Все встречи Пороха проходили спокойно, без эксцессов, к обоюдному удовольствию договаривающихся сторон.

Чтобы не потерять навык стрельбы, Оля ежедневно тренировалась в подвале загородного дома Пороха, где он разместил их с Машкой. Та поначалу сильно переживала уход из спорта. До сих пор Машка, как и Оля до ранения, жила только тренировками и соревнованиями. Теперь же нужно было найти в жизни новые приоритеты, а это у нее пока не получалось. Зато, когда выяснилось, что на зарплату, выделенную им Порохом, вполне можно поселить бабушку в платном «Доме ветеранов», где ее ожидали профессиональный медицинский и бытовой уход, а матери нанять сиделку, Машка воспряла духом.

– И чего я столько лет впахивала в биатлоне за нищенские копейки, – фыркала она. – Надо было сразу в охрану податься.

Оля понимала, что в словах этих больше бравады, чем искренности. Наверное, Машка, прежде всего, саму себя хотела убедить, что не так уж и страдает по своему заповедному биатлону. А потому избавиться от чувства вины – от осознания, что это она вовремя не дала подруге отпор, позволила ей втянуться в эту историю и теперь ответственна за ее судьбу, – было трудно.

Зато угрызения совести по поводу убитого Рябого Олю не мучили. Да, выстрелить в человека, пусть даже подонка, оказалось не так легко, как она думала. И да, алое месиво на остове шеи, оставшееся вместо его головы, частенько являлось ей ночами. Но о сделанном Оля не жалела. Этот ублюдок убил ее родителей, лишил ее надежды на нормальное детство, на материнское тепло, на отцовскую нежность. Это он обрек ее на полуголодное существование у мамы Люды, на затрещины Пети, на ночные кошмары. И поплатился за это.

И оставшиеся двое тоже поплатятся. А еще – те, кто их подослал. Порох лично обещал ей это.