Неумолимая королева (ЛП)

То, что я говорил, не имело смысла, но я был вне разума. Он не хотел ее. Я бы этого не допустил. Если бы мне пришлось, я бы убил его в церкви до того, как священник объявил бы их мужем и женой.

— А я думал, что делаю тебе одолжение.

Мой голос был холодным, но я позволил ему прозвучать многозначительно, когда сказал: «Может быть, я окажу вам услугу и посмотрю, доступен ли Феникс для заключения брака?»

В его глазах вспыхнул гнев, и челюсти сжались. «Знаешь, тебе повезло, что ты мой брат. Я убивал за меньшее. Кто-нибудь еще… — прохрипел он, не в силах закончить предложение. Выражение его лица было мрачным и расстроенным. Его характер всегда вспыхивал, когда дело касалось Феникса Ромеро. Он не хотел признаваться в этом даже себе, но тосковал по ней. «Моя помолвка с Рейной начинается не самым лучшим образом, но трахни меня, Амон, и ты увидишь, насколько я могу сходить с ума».

Я устал от того, что Данте произносил ее имя, если красные пятна в моем видении были каким-то показателем.

Мрачная улыбка тронула уголки моих губ. — Данте, я видел твое безумие. Я покачал головой, чтобы красный туман не затмевал мое зрение. — Но ты не видел моего. Ничто так не испортило твой мозг, как потеря единственного, что имело значение. "Конец. Этот. Сейчас."

Я собирался уйти, но последнее слово оставалось за Данте.

«Я обсужу это со своей невестой».

Я развернулся на каблуках и собрался с духом, а затем ударил его прямо по лицу, отчего он стал чуть менее красивым. В воздухе разнеслись вздохи и ужасные крики, но никто из нас не обратил на это никакого внимания, наши взгляды встретились. Кровь капала из его носа и губы, и завтра у него будет чертовски фингал.

— Отмени эту помолвку, или ты увидишь, как сгорит мир, когда я сойду с ума, — выдавил я.

25

РЕЙНА

я

смотрел вслед последней модели, когда она выходила из здания.

«Большинство представленных мной проектов были распроданы», — сказал я, хотя в моем голосе не было никакого энтузиазма. «У меня осталось всего несколько».

Последовал шквал визгов и поздравлений, мои друзья и сестра восторгались успехом вечера.

«Мы должны праздновать

», — воскликнул Феникс.

«Да, пойдем танцевать», — согласилась Исла.

Я был не в настроении. Не после новостей, которые я получил от Папы. Это испортило весь мой вечер и подорвало мой успех.

— Если ты скажешь «нет», я закричу, — объявила Рейвен раздраженным тоном. — Мне нужно переспать сегодня вечером.

Афина вздохнула. «Пожалуйста, скажите мне, что это не имеет ничего общего с теми мужчинами, которые гуляли и говорили о сексе — хм, я имею в виду красные флажки».

Рейвен лишь закатила глаза. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Конечно, нет, — усмехнулась она. «Я буквально мог видеть, как ты делаешь покупки для следующего мужского обеда, пока ты расхаживаешь с важным видом».

— О, а ты не был? — сказала Исла, вызывая Афину.

Она приподняла бровь. «Я романтик, а не святой».

«Она безнадежный романтик с грязным умом», — протянула Рейвен.

«И довольно саркастический рот », — добавил Феникс.

«И грязный рот», — добавила Исла.

«Должно быть, утомительно быть безнадежным романтиком с грязным умом и саркастическим ртом», — заметил я, улыбаясь, в то время как мой разум кружился в сотне разных направлений. Знала ли бабушка много лет назад, что папа устроил мою свадьбу с Данте Леоне? Она рассказала мне о его планах, но могла ли она знать, что это он? Согласилась ли она с этим? Это казалось маловероятным, но трудно было сказать наверняка.

— Так мы в эфире или нет? — спросила Афина.

Я моргнул в замешательстве. «За что?»

Все они закатили глаза. «Вечеринка. Танцы».

Я повел плечами, пытаясь снять напряжение. "Да, давайте сделаем это. Вы идете вперед. Я собираюсь убрать последние вещи, а затем присоединюсь к вам. Маркетти оказал мне большую помощь, поэтому я хочу оставить площадку в том же состоянии, в каком я ее нашел».

Последовали аплодисменты и крики «аттагерл», когда девушки надели шали и покинули зал. Феникс остался.

" Что тебя беспокоит? «Позволь сестре прочитать меня, как книгу. «Я видел, как ты разговаривал с ним. »

Я предположил, что она имела в виду Амона, а не Данте.

«Это было неожиданно», — пробормотал я, подписывая письмо. «Увидел его». Она понимающе кивнула. «Ты чувствуешь это каждый раз, когда видишь Данте?»

Что-то мелькнуло в ее глазах, и я боялся рассказать ей, что сделал папа или на что я согласился. По крайней мере, на данный момент.

«Я над ним ». Она не была. Я знал это, потому что боль, которую я чувствовал, смотрела на меня. «Что папа хотел сказать этим придуркам? »

Мое сердце болезненно колотилось в грудной клетке, зная, что мои следующие слова причинят ей боль. Я бы отдал все, чтобы вынести ее боль. Было несправедливо, что нам двоим пришлось пережить это глупое испытание, устроенное человеком, который должен был нас защищать.