Неувязка со временем

На столе стоял прибор величиной с телевизионный приемник. Он был заключен в серый корпус и с помощью кабельной нити соединен с панелью включения в ящичке. Над прибором возвышались два цилиндрических отростка, напоминающих орудийные стволы.

Лектор что-то изменил на панели включения. В зале стало темно. Раздалось тихое жужжание. Еще одно переключение. Лектор проверил угловое расстояние, бросил взгляд в перекрестие нитей прицельного устройства. Потом прикрыл крышкой телескопическое отверстие — и на проекционной плоскости появилось ослепительное белое пятно, вызванное блестящим лучом. Чем дольше всматриваешься в это пятно, тем явственнее ощущение, что окружающие тебя предметы пропадают: казалось, в пространстве свободно парит раскаленное добела облако. И только одно это облако и существует. Какой-то шорох, звук переключателя. Вокруг этого облака образовалась вдруг рамка, она постоянно увеличивалась в размерах, одновременно видоизменяясь: вот на стене, а точнее, над стеной появились яркие радужные полосы, а еще выше, над ними, бархатистый ореол дневного света. Это была картина неописуемой красоты — вне времени и вне пространства.

Но вот чудесное видение пропало. В зале снова вспыхнул свет. Лектор стоял у кафедры, воздев руки. Присутствующие тоже подняли руки ладонями вверх. И прозвучало негромкое проникновенное песнопение:

О ты, дух познания,единство в многообразии,в котором ты находишь выражение,мы приветствуем каждое из твоих воплощений.

Будь славен ты, великий Ньютон!

И собравшиеся повторяли рефрен:

Будь славен ты, великий Ньютон!Будь славен ты, великий Лейбниц!Будь славен ты, великий Гейзенберг!Славились сотни имен. Но вот конец:Будь славен ты, великий Руссмоллер!Да светит вечно твое пламя!

— Да светит вечно твое пламя! — повторил хор.

Лектор сошел с возвышения, но все оставались на своих местах. Послышался ропот, он усиливался, в нем появились требовательные нотки. Джеймс смог разобрать отдельные слова:

— Мы хотим видеть Руссмоллера!

Некоторые столпились у стальной двери в правом углу зала и, по-видимому, собирались открыть ее.

Лектор остановил их взмахом руки:

— Не сегодня: он погружен в размышления. Автоматика никаких помех этому процессу не допустит. Не исключено, он будет готов к визиту через неделю. Так возрадуемся же этому! А теперь расходитесь по домам! Исполнитесь стремления вновь пережить то чудо, которое вам дано было наблюдать сегодня, и вы увидите, что осознание снизойдет на вас подобно озарению!

Этим он, похоже, успокоил собравшихся. Тихо перешептываясь, они покинули зал.

— Чего они хотели? — спросил Джеймс, когда они с Резерфордом выходили из своего ряда.

— Видеть Руссмоллера, нашего пророка.

Джеймс недоверчиво поглядел на него:

— Здесь покоится его прах?

В глазах Резерфорда заплясали огоньки.

— Прах! — Он негромко рассмеялся. — Руссмоллер жив. Да, он пребывает здесь, у нас. Это чудо!

— Но ведь ему должно быть много больше ста лет!

— Ровно сто пятьдесят шесть. Это верно. До такого возраста прежде не доживал никто.

— Да, но как…

— Руссмоллер — просвещенный! Ему известны не только формулы физики и химии, но и биологии и кибернетики. Он присягнул им, и они поныне живы в нем. Это может звучать странно, но вместе с тем не выходит за рамки логики: в нем продолжают жить все тайны естественных наук. И они переживут все стадии и периоды тьмы, пока вновь не воссияет свет познания! Мы — его ученики, и цель всех устремлений — духовно приблизиться к нему, чтобы вновь народилось знание.

У Джеймса сильно забилось сердце.

— Могу я увидеть Руссмоллера?

— Наберись терпения на неделю. Нам не позволено тревожить его!

— Но это важно!

— На следующей неделе! — отрезал Резерфорд. — У тебя много времени, прекрасного времени; ты напьешься из источника познания. А теперь пойдем, я представлю тебя Максвеллу.

Максвелл — так, оказывается, звали лектора — пожал Джеймсу руку. Выйдя из актового зала, они оказались в передней комнате. Остальные уже разошлись. Максвелл снял очки, провел ладонью по глазам. Потом достал из маленького футлярчика две контактные линзы и вставил их под веки. А затем сорвал с головы парик из мягких, спутавшихся волос — он был совершенно лыс, если не считать двух прядок на темени.

— Устал, — вздохнул он. — Необходима постоянная собранность. И проникновение в немыслимые тайны. Но когда добиваешься понимания, это со всем примиряет. Наш мир — одна видимость, сын мой, переплетение знаков и цифр. Пожелаю тебе, чтобы ты проник в него достаточно глубоко — для осознания всей глубины действительности.