Never Tell

Удар ей нанес шестнадцатилетний парень, когда она застала его за тем, что он разрисовывал телефонную будку в Хеллс Китчен. До конца ночной смены оставалось десять минут, и Элли собиралась конфисковать у нарушителя баллончик со спреем и отпустить его на все четыре стороны, предупредив, чтобы он больше никогда этого не делал. Худощавый парень с длинными руками, по прозвищу 2SHY,[9] не знал этого и ошеломил ее хуком с правой. Лучше всего в связи с этим происшествием ей запомнилась ярость — не из-за удара, а из-за слез. Она моргала раз за разом, пытаясь сфокусировать взгляд, но слезы продолжали заливать ее лицо на глазах у тинейджера, которому посчастливилось застать ее врасплох.

Она испытала настолько сильное унижение из-за того, что ее практически вырубил тинейджер, весивший от силы пятьдесят килограммов, что выдвинула против него обвинение по причинению ущерба имуществу, но не стала возбуждать дело о нападении на офицера полиции. Это был ее третий месяц на службе. В адрес Хэтчер все еще отпускались шутки по поводу королевы красоты. Ей совсем не хотелось, чтобы все узнали о том, что она плакала из-за удара, полученного от какого-то сопляка.

Тогда Элли ударили в первый раз, но она знала, что не в последний. Она также знала, что ей необходимо приобрести необходимые навыки.

Она стала мастером кикбоксинга на уровне полного контакта, и ей разрешалось бить противника на ринге во всю силу. Теперь она ощущала на лице не слезы, а капельки пота, нанося удар за ударом по тяжелому черному мешку в спортивном зале.

Интенсивность односторонней схватки свидетельствовала о ее энергии. Сейчас Хэтчер выкладывалась точно так же, как на ринге, когда сражалась с живым противником. Что-то не давало ей покоя.

Колотя нижней частью голени по мешку, она вспомнила Джулию. И не худенькое обнаженное тело, плавающее в розовой воде, а записку на желтой линованной бумаге. Каждую фразу. Каждое перечеркнутое слово. Не отдавая себе в этом отчета, она воспроизвела в памяти весь текст записки.

Элли представила девушку живой. Вот Джулия сидит, скрестив ноги, на своей кровати и пристально смотрит в блокнот. Лист уже на три четверти исписан черной пастой, оставляющей кляксы. Она зачеркивает еще одно слово. Неудовлетворенная этим, проводит кончиком шариковой ручки поперек четырех последних строчек — с такой силой, что, кажется, сейчас порвет бумагу.

Я знаю, что должна любить свою жизнь, но иногда я ненавижу ее. Мои родители постоянно твердят, что мне повезло. Повезло жить в хорошем доме. Повезло учиться в хорошей школе. Повезло, что у меня есть деньги. Повезло, потому что у меня есть они. Да, они действительно так говорили. Я счастливая, потому что у меня есть они .

Джулия зачеркнула все после слова «деньги». Возможно, ей просто не хотелось писать о родителях. Возможно, она поняла, что они принадлежат к категории людей, которым нельзя иметь детей, но сочла за лучшее оставить это замечание при себе.

Элли провела серию джебов, перемежая их хуками и апперкотами, затем принялась наносить прямые и боковые удары ногами. Перед ее мысленным взором все еще стояли строчки записки Джулии.

Я понимаю, почему другие ребята считают мою жизнь беззаботной. Никто не хочет выслушивать жалобы испорченной девочки из богатой семьи. Я знаю ребят, готовых убить (возможно, в некоторых случаях в буквальном смысле ).

Она зачеркнула слова, заключенные в скобки. Вероятно, это была попытка пошутить, но она правильно рассудила, что шутки в данном случае неуместны. Она попыталась полностью вымарать эти слова, но Элли сумела разобрать их.

Я знаю ребят, готовых убить ради «привилегий», которые имеются у меня. Но иногда я думаю, может быть, у них жизнь лучше моей. По крайней мере, они свободны. Никто ничего не ожидает от ребенка, у которого ничего нет. Мне постоянно твердят, что мне повезло, но в действительности моя так называемая привилегированная жизнь…

Элли чувствовала, как бьется сердце в ее груди.