Неверная

Ида не выдержала и опустила голову, устанавливая зрительный контакт со своей спасительной шлюпкой-сумочкой.

— Мы оба помним, как всё было «до», и никогда не забудем, хотя осталось у нас только «после». Я знаю, что ничего не вернуть, Ида. Я знаю, что после всего, что произошло, мы оба изменились, стали другими, воспринимать всё вокруг и друг друга стали иначе. Я знаю, что ты меня не простишь. Ты не забудешь, ты всё помнишь…

Ей хотелось закричать от безысходности, что сквозила в каждом его слове, но она заставила себя повременить с плачем и тихо сказала:

— Помню…

Горячие большие ладони накрыли её ледяные руки, что мертвой хваткой вцепились в кусок натуральной кожи, который вдруг исчез из её поля зрения и ей не за что было больше хвататься. Влад взял её ладошки в свои и крепко сжал, Ида боялась поднять на него глаза, но и вырвать руки оттуда, где стало так хорошо и спокойно, она не могла. Его горячее сбивчивое дыхание будто ласкало ей волосы на макушке, он был слишком близко.

— Я три года вёл себя как обиженный маленький мальчик, ты всё верно сказала. Только этот мальчик забыл, как смалодушничал после предательства и не смог признаться, потому что знал, что ты не простишь. Для тебя это неприемлемо ни в каком виде… Это ты для меня была ориентиром во всём, за тобой я шел, когда не знал, как правильно поступить, ты меня вела. Не наоборот. И когда я показал тебе дорогу на выход, ты правильно сделала, что ушла. Нельзя соглашаться на требования террористов, что удерживают заложников. Им был наш сын. Три года я держал своего сына в заложниках, чтобы ты вернулась, не ко мне, так к нему. Три года я тебя за это ненавидел, что посмела не только мне изменить, но даже в ногах у меня не валялась, вымаливая прощения, и сын от меня как будто был уже не нужен. Без тебя я будто и не жил, так барахтался в какой-то грязи, что-то там делал, в работе копошился, три года как один день пролетели. Один паршивый день. Сыну в глаза смотреть боялся, там была ты, и его вопросы, на которые ответить мне было стыдно. Тебя ненавидел лютой ненавистью, а ты за меня в это время молилась. Вот такой ты человек. Я ничего не сделал, чтобы что-то изменить, я мог найти тебя, легко, ты ведь далеко не убежала. Я понял про какой шанс ты говорила как-то. Ты дала мне возможность успокоиться и всё исправить и я ею не успел воспользовался. Вместо того, чтобы что-то попытаться выяснить или хотя бы повнимательнее присмотреться к кадрам плохого кино, я предпочел страдать. Прости меня Ида, твой муж идиот. Я очень надеюсь, что когда ты два года ко мне приглядывалась, а потом выходила замуж, ты отчасти это понимала.

Влад тихо усмехнулся, пока Ида молча стояла, как виноватая школьница, отчаянно прикусив губу, чтобы не сорваться в истерику и рев. Он рвал её на части словами, что она от него ждала намного раньше, и они даже иногда звучали, обрывками, в моменты ссор и попыток спокойно поговорить, но они были так разрозненны и вырваны из общей картины, что было совершенно непонятно о чем он говорит, и говорит ли искренне.

— Дима посоветовал мне извиниться и сказать, что я так больше не буду. Прости меня Ида, пожалуйста, прости, я наломал таких дров, что тебе осталось только собрать их и поджечь, сжигая всё, что у нас было, лишь бы было больше не больно. Я понимаю, как тебе было больно, твоя измена была липовой, а боль от неё для меня настоящей, а моя никуда не делась и стоит между нами стеной. Я знаю, теперь понимаю. Не хочу делать тебе ещё больнее своим присутствием в твоей жизни, правда не хочу. И всё же я с тобой, не могу уйти. Даже в этом извращенном понятии семьи, что у нас сейчас есть, я счастливее, чем был до этого. И как отец наших детей, я тоже очень счастлив. Но ты не счастлива, я всё понимаю. Не думай, что не вижу, как ты устала, как тебя всю трясет от случайных встреч со мной. Мне от этого паршиво, но я как упертый баран, муж упрямой овечки, и маньяк одержимый, не могу тебя отпустить. Я не могу отпустить тебя, слышишь?! Я не могу отпустить женщину которую люблю больше жизни! Просто не могу! А ты не можешь просто забыть, простить и жить дальше.

Влад тоже начал будто задыхаться, шумно дыша носом он прижался лбом к её волосам, она вздрогнула, в ответ он крепче сжал её ладошки в своих. Ему казалось, что стоит их рукам разомкнуться, как тонкая ниточка, что связала их в моменте порвется и всё будет кончено, навсегда, а пока нужно за неё держаться изо всех сил.