Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит

«Нужно знать, – пишет Гоголь, – что одно значительное лицо недавно сделался значительным лицом, а до того времени он был незначительным лицом. <…> Обыкновенный разговор его с низшими отзывался строгостью и состоял почти из трех фраз: „Как вы смеете? Знаете ли вы, с кем говорите? Понимаете ли, кто стоит перед вами?“ Впрочем, он был в душе добрый человек, хорош с товарищами, услужлив, но генеральский чин совершенно сбил его с толку. Получивши генеральский чин, он как-то спутался, сбился с пути и совершенно не знал, как ему быть. Если ему случалось быть с ровными себе, он был еще человек как следует, человек очень порядочный, во многих отношениях даже не глупый человек; но, как только случалось ему быть в обществе, где были люди хоть одним чином пониже его, там он был просто хоть из рук вон: молчал, и положение его возбуждало жалость, тем более что он сам даже чувствовал, что мог бы провести время несравненно лучше. В глазах его иногда видно было сильное желание присоединиться к какому-нибудь интересному разговору и кружку, но останавливала его мысль: не будет ли это уж очень много с его стороны, не будет ли фамильярно, и не уронит ли он чрез то своего значения? И вследствие таких рассуждений он оставался вечно в одном и том же молчаливом состоянии, произнося только изредка какие-то односложные звуки, и приобрел таким образом титул скучнейшего человека».

Этот господин, хороший супруг, женатый на «женщине свежей и даже ничуть не дурной», с тех пор как стал значительным лицом, решил, что ему нужна приятельница «для дружеских отношений». С этой целью он нашел девицу, которая была ничуть не лучше и не моложе его супруги, но стала его близкой «приятельницей», как ему и хотелось.

Когда речь заходит о реализме, о чем знают все изучавшие историю русской литературы, первым русским автором-реалистом обычно называют Николая Гоголя.

Нам, живущим в двадцать первом веке, это может показаться странным, если вспомнить, например, что в той же «Шинели» есть такие строки: «В полиции сделано было распоряжение поймать мертвеца во что бы то ни стало, живого или мертвого, и наказать его, в пример другим, жесточайшим образом, и в том едва было даже не успели».

Или в «Носе» появляется нос, облаченный в мундир статского советника, и майор, потерявший этот самый нос, входит следом за ним в Казанский собор (тот самый, куда однажды в женском платье явился Петрашевский) и говорит: «Ведь вы мой собственный нос!» В ответ, как пишет Гоголь, «нос посмотрел на майора, и брови его несколько нахмурились».

Нос с бровями – не просто реалистичная деталь, а более чем реалистичная.

Не говоря уже о таких деталях, как «цвет лица что называется геморроидальный», в котором «виноват петербургский климат» («Шинель»). Или о Луне, которая «обыкновенно делается в Гамбурге; и прескверно делается» («Записки сумасшедшего»). Или о том, что «люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря» (те же «Записки сумасшедшего»).

Когда читаешь Гоголя, ловишь себя на том (по крайней мере, так происходит со мной), что одна строка у него заставляет плакать, а следующая – смеяться. Объясняется это, вероятно, тем, что, как отметил Владимир Набоков в эссе «Николай Гоголь» (которое выходило в Италии в издательстве «Адельфи» под редакцией Чинции де Лотто и Сюзанны Дзинато), проза Гоголя «создает ощущение чего-то смехотворного и в то же время нездешнего, постоянно таящегося где-то рядом, и тут уместно вспомнить, что разница между комической стороной вещей и их космической стороной зависит от одной свистящей согласной».

5.13. Величайший русский писатель из всех живущих

После смерти Пушкина в январе 1837 года величайшим русским писателем из всех живших тогда литераторов стал двадцатисемилетний Николай Гоголь. Звучит странно, учитывая, что Гоголь был не то чтобы сумасшедшим, но у него, как сказали бы в Парме, были не все дома.

За десять лет до этого, в 1827 году, восемнадцатилетний Гоголь планировал переезжать в Петербург.

«Под влиянием романтиков, – пишет Анджело Мария Рипеллино, – он сочинил посредственную поэмку „Ганс Кюхельгартен“. Участь ее была незавидной. Это история о поэте-мечтателе Гансе, который, бросив дом и любимую девушку Луизу, отправляется странствовать в поисках идеалов, а, разочаровавшись, возвращается в родной город, к своей возлюбленной. В 1829 году Гоголь под псевдонимом В. Алов издал поэму за свой счет. Поначалу она не вызвала никакой реакции, но вскоре появился разгромный отзыв в журнале „Московский телеграф“. После чего Гоголь на пару со слугой бросились по книжным магазинам, выкупили все доступные экземпляры „Ганца“ и сожгли их».

Похожая сцена происходит в 1852 году, когда за несколько дней до смерти Гоголь, тоже заручившись помощью слуги, сжигает вторую часть «Мертвых душ», которую после выхода в 1842 году первого тома ждала вся Россия.