– Ой, а мы думали, вдруг ты уже не вернешься, – протянула Майя.
Она тоже сидела на своей кровати и, когда Аня вошла, подалась вперед, взявшись за прутья изголовья. Все смотрели на Аню, даже Ира, которая сейчас выглядела намного бодрее и дружелюбнее, чем утром, – видимо, дали лирику.
– Оставили без изменений. А кипяток есть? – с надеждой спросила Аня.
Наташа, ни слова не говоря, встала, достала из одеяльного кокона свою бутылку в сетке и направилась к тумбочке с чаем. Аня нетерпеливо следила за ее движениями, немного разочарованная, что ей не дали сделать все самой и заодно подержать теплую бутылку в руках. Наташа бросила чайный пакетик в стакан, залила его кипятком и поставила было бутылку на пол, но тут же снова подняла ее и принялась внимательно рассматривать.
– Надо же, уже рвется, – обеспокоенно сказала она.
Аня, не выдержав, решительно подошла к тумбочке и взяла чай.
Стакан был теплый, но, увы, не обжигающий.
– Сделай себе б-бутерброд, ты же, наверное, голодная, – рассеянно сказала Наташа, продолжая изучать свою бутылку.
Аня не заставила себя долго упрашивать.
– Скоро ужинать пойдем, – ободрила Аню Диана, глядя, как та энергично жует. Майя тут же печально вздохнула, ненавязчиво напоминая всем о своем добровольном посте.
Порыв ветра вдруг распахнул прикрытое окно. Створка ударилась о стену и отскочила, стекло тренькнуло, но осталось цело. От неожиданности все вздрогнули.
– Ну нахуй! – возмутилась Катя и, кинув окурок в стакан, захлопнула окно. – Разобьется еще чего доброго, околеем.
– Очень холодно! – счастливо подтвердила Ирка. Сидя в своем джинсовом скафандре, она тем не менее отнюдь не выглядела замерзшей.
– Если бы окно разбилось, нас бы, наверное, переселили отсюда, – с надеждой предположила Майя.
– Переселили, как же. Куда? В мужскую хату?
– А курить мы как будем? – лениво спросила Диана с нижней койки, глядя, как Катя поворачивает ручку окна.
– Не будем, значит, курить. Здоровый образ жизни, слышала про такой?
Диана фыркнула и отвернулась к стене. Кровать под ней визгливо скрипнула.
Ветер то и дело обрушивался на пластиковую крышу двора. От каждого удара она так сотрясалась, что даже оконные стекла отзывались дребезжанием. Аня забралась с книжкой под одеяло, но иногда поглядывала на улицу: ей было видно, как буря яростно треплет тополя. Небо совсем потемнело, словно наступил вечер, и свет в камере на контрасте казался особенно желтым.
– Гроза, наверное, будет, – глубокомысленно заметила Катя.
Майя стрельнула на нее глазами и тут же захныкала:
– Я вообще-то боюсь грозы!..
– Как можно бояться грозы? Тебе же не десять лет, – удивилась Диана, поворачиваясь обратно на кровати лицом к остальным.
– Меня в детстве одну дома оставили, началась гроза, и я в окно увидела, как молния в дерево попала. До сих пор боюсь, вдруг так и в меня попадет, – жалобно пояснила Майя.
– В помещении-то она как в тебя попадет? – презрительно спросила Катя.
Порыв ветра с такой силой врезался в крышу дворика, что она затрещала. Майя ойкнула и залезла под одеяло.
– Может, в “Крокодила” или в “Города”? – спросила Диана после паузы.
Выбрали “Крокодила”. Аня вновь отказалась, но, временами отрываясь от книги, наблюдала за игрой. На нее снова нашло умиротворение: пока за окном бушевала непогода, их камера казалась ей уютной и почти родной. Съеденный бутерброд здорово примирял с жизнью.
По крыше дворика опять забарабанил дождь, и почти сразу же полыхнула молния. Майя испуганно посмотрела на окно, но никто, кроме Ани, не заметил ее движения. Ощутив недостаток зрителей, Майя разочарованно отвернулась. Дождь стучал все громче, потом раздался звук удара – на крышу что-то упало. На этот раз все повернулись к окну.
– Ветка, наверное, – пожала плечами Диана.
– Там прямо ураган, – протянула Катя, всматриваясь в темноту на улице.
Снаружи все трещало, стонало и стукало, а спецприемник, наоборот, как будто замер в тишине. Не было слышно ни голосов, ни шагов в коридоре, никто не звонил в ворота, не скрипел дверями, не смотрел в глазок камеры. Казалось, Аня и ее сокамерницы – единственные живые люди в пустом здании. Когда в двери провернулся ключ, его лязг показался таким оглушительным, что все подпрыгнули.
– На ужин пойдете? – сурово спросил, разглядывая их с порога, юный полицейский. Он очень старался походить на взрослого.
Лестница в столовую была не освещена, и большое окно в пролете выделялось синим пятном. На стекло падал черный силуэт дерева, росшего снаружи, – сейчас ветер мотал его из стороны в сторону, и оно билось в окно, распластываясь по нему ветками. Снова сверкнула молния, на секунду выбелив ступени и головы Аниных сокамерниц. Зарокотал гром.
– Мне страшно, – тут же захныкала Майя, прижавшись к Ане.
– Ну осталась бы в камере.
– Ты что, одной в камере еще страшнее!