Невеста Борджа

Любимый оруженосец Альфонсо был молод, но высок и мускулист. У него было перебинтовано плечо, а правая рука висела на перевязи. Мигуэлито попросил прощения за то, что раньше не пришел узнать о здоровье своего господина, но его бледность и слабость явственно показывали, что он и сам серьезно ранен. На самом деле, он настолько нетвердо держался на ногах, что мы потребовали, чтобы он сел; Мигуэлито с благодарным вздохом опустился в кресло и откинул голову на спинку.

Лукреция принесла ему бокал вина; оруженосец принялся рассказывать, время от времени прикладываясь к этому бокалу.

— Мы втроем — герцог, дон Томазо и я — шли от Ватикана ко дворцу Святой Марии. Само собой, для этого нам требовалось пройти мимо собора Святого Петра, а на его ступенях уже спало много паломников. Мы даже и не подумали о них, мадонна. Возможно, мне следовало быть более бдительным…

На его простодушном, энергичном лице появилось виноватое выражение.

— Мы прошли мимо людей, которых приняли за группку обычных бедняков; по-моему, их было шестеро, все в лохмотьях. Я подумал, что они, должно быть, дали обет бедности. Как я уже сказал, мы не обратили на них внимания. Герцог и дон Томазо были поглощены беседой, а я, вынужден признаться, тоже не был начеку. Внезапно бедняки на ступенях повскакивали и принялись угрожающе размахивать мечами. Они лежали там, поджидая герцога: я слышал, как один из них окликнул остальных, когда мы подошли. Они мгновенно окружили нас. Видно было, что это хорошо обученные солдаты. К счастью, как вам известно, донна Санча, мы тоже были обучены неаполитанской манере фехтования. Ваш брат — ваш супруг, донна Лукреция, — был самым умелым и самым храбрым из нас. Несмотря на то, что противник превосходил нас численностью, дон Альфонсо сражался так хорошо, что некоторое время ему удавалось сдерживать врагов. Дон Томазо тоже сражался искусно и упорно и выказал достойное восхищения мужество, защищая герцога. Что же до меня, я делал все, что мог, но теперь, когда я вижу герцога таким бледным и недвижным, у меня разрывается сердце. Несмотря на все наши усилия защитить его, герцог был ранен. Однако он продолжал драться, даже когда из ран на ноге и плече уже вовсю лила кровь. И так продолжалось, пока он в конце концов не получил удар в голову и не упал. Нападающие тут же устремились к нему. Другие люди — они были одеты в черное, и я никого из них не узнал, — привели лошадей, и нападающие попытались утащить дона Альфонсо к ним. Мы с доном Томазо принялись сражаться с новой силой, ибо поняли, что если нашего господина сейчас заберут, то ему наверняка несдобровать. Мы начали кричать и звать на помощь; сначала мы пытались дозваться стражников, охраняющих дворец Святой Марии. Я подхватил господина на руки, а дон Томазо тем временем доблестно отбивался от нападающих — к этому моменту их осталось трое. Тут я заметил еще двоих людей, которые стояли перед дворцом, перекрывая проход стражникам. Один из них был пеший, с мечом наголо, а второй сидел на лошади…

На этом месте Мигуэлито понизил голос до шепота, а после этих слов и вовсе умолк. Сначала я подумала, что его от усталости и потери крови одолела слабость, особенно после такого долгого рассказа. Я велела ему выпить еще вина.

Но затем я поймала взгляд оруженосца. Нет, не изнеможение, а страх сковал его уста.

Я бросила взгляд на Лукрецию, потом снова повернулась к Мигуэлито.

— Его конь был белым? — медленно произнесла я.

Мигуэлито потрясенно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Лукрецию.

— Твой господин уже назвал Чезаре виновником нападения, — сказала она с восхитившим меня спокойствием. — Ты здесь среди друзей Неаполя, и я в неоплатном долгу перед тобой за то, что ты спас жизнь моего мужа. Я клянусь, что тебе не причинят никакого вреда, если ты повторишь правду.

Молодой оруженосец неохотно кивнул, потом хрипло признался:

— Да. Это был дон Чезаре, герцог Валенсийский, верхом на коне. Я испугался за своего господина, потому направился в противоположную сторону, обратно к Ватикану, пока дон Томазо отбивался от наседающих убийц. Мы с ним кричали, пока папские стражники не открыли ворота и не впустили нас; тогда убийцы пустились наутек.

— Спасибо, — произнесла Лукреция резким, глухим голосом; я никогда прежде не слыхала, чтобы она говорила с таким равнодушием и бесстрашием. — Спасибо тебе, Мигуэлито, за то, что ты сказал правду.

На следующие несколько дней эти покои в апартаментах Борджа — их постоянно охраняли солдаты и самые доверенные из людей Альфонсо — превратились в своего рода преисподнюю. Мы установили ширмы, разделив великолепно расписанный Зал сивилл на внутренние и внешние покои, чтобы обеспечить себе немного уединения. Сюда доставили мебель, и мы вместе с нашими придворными — в том числе с донной Эсмеральдой — устроили в этом роскошном зале примитивный лагерь, словно бы находились на войне.