Невеста Борджа

Наконец мой проводник отворил деревянную дверь, покрытую красивой резьбой. За ней обнаружилась моя «камера». В прихожей я увидела стул, перенесенный сюда из моих покоев во дворце Святой Марии; пол укрывали меховые ковры. В спальне на кровати лежало мое парчовое покрывало, на окнах висели мои шторы, а на стенах — серебряные подсвечники. Маленький балкон выходил в сад.

Я смотрела на все это в оцепенении, ничего не говоря. Я предпочла бы более грубую обстановку, соответствующую моему горю. Эта роскошь и знакомые вещи нисколько меня не утешали.

Я повернулась и обнаружила, что Микелетто улыбается мне.

— Конечно же, донна Эсмеральда присоединится к вам, — сказал он. — Она сейчас собирает ваши вещи. Если вам что-либо потребуется — спрашивайте, не стесняйтесь. Только, пожалуйста, если вы захотите погулять в саду или навестить своего супруга во дворце Святой Марии, зовите охрану — не стоит забывать о недавних прискорбных событиях.

— Кто все это устроил? — требовательно спросила я. Уголок рта дона Микелетто поднялся еще выше.

— Скажу вам по секрету, ваше высочество: дон Чезаре. Он глубоко сожалеет о политической необходимости и тех печалях, которые она вам причинила. Он совершенно не желает усугублять ваши страдания.

«Будь добр к Санче», — сказала тогда Лукреция. Она утверждала, что Чезаре до сих пор любит меня.

Но мне не нужна была его доброта. Я желала лишь одного — мести. И забытья, если у меня хватит мужества искать его.

Вскоре, как и было обещано, появилась донна Эсмеральда и другие слуги, несшие мои вещи. Я перенесла эту суматоху молча. Я уже решила сегодня же ночью покончить с собой, приняв кантереллу в знак протеста против смерти моего брата, хотя и знала, что тогда мы с ним разлучимся навеки, если только рассказы о загробной жизни верны: ведь он, несомненно, пребывает в раю, а я, самоубийца, попаду в ад.

Я не знала, сколько яду нужно и сколько человек может отправить на тот свет мой флакончик, и потому решила проглотить все. Может, тогда я умру быстро, без страданий, вызываемых этой отравой. Нужно будет подождать, пока донна Эсмеральда на что-нибудь отвлечется, и тогда я скроюсь и от нее, и от стражников, выйдя на балкон.

Весь остаток дня я просидела в кресле в прихожей, а слуги тем временем приводили мои комнаты в порядок.

В сумерках нам доставили прекрасный ужин. Я не могла есть, невзирая на все увещевания Эсмеральды. Тогда она съела, что ей понравилось, и из своей, и из моей порции, и слуги унесли тарелки.

Но я попросила вина и поставила кувшин и кубок рядом с собой. Эсмеральда, как это происходило каждый вечер после смерти Альфонсо, принялась уговаривать меня отправиться в постель. Как всегда, я отказывалась, говоря, что лягу, когда устану. К счастью, Эсмеральда утомилась после сегодняшних хлопот и рано уснула. Услышав ее ровное дыхание, я поняла, что мой час настал.

Я наполнила кубок и небрежно поднялась, памятуя о стражниках у двери, потом проскользнула через спальню, где спала Эсмеральда. Она оставила для меня зажженную свечу; я прихватила свечу с собой на балкон и поставила там на перила, чтобы при ее свете справиться с последней стоящей передо мной задачей.

Потом я поставила кубок и дрожащими пальцами нащупала спрятанный в корсаже флакон с кантереллой. Я извлекла его и поднесла к свету.

Флакон сверкал зеленым, словно изумруд; несколько мгновений я, оцепенев, смотрела на него, ошеломленная серьезностью того шага, который собралась предпринять.

И у меня на глазах в стекле возникла картинка, крохотная, но безукоризненная и очень детальная.

Это был труп моего отца, покачивающийся в петле.

Я закричала и отшвырнула флакон. Он упал на пол, но не разбился, а просто откатился в сторону. Все вокруг закружилось. Раскинув руки, я рухнула на пол и попутно сшибла свечку с перил, оказавшись в результате в полной темноте.

И в этой темноте труп моего отца вдруг сделался больше, чем в реальности. Он раскачивался надо мной — здесь, на балконе; его холодные окоченевшие ноги скользнули по моим плечам и лицу, и я, всхлипывая, на четвереньках отползла прочь.

Очутившись за углом, я съежилась и попыталась обхватить себя руками.

— Обещай мне, Альфонсо! — пронзительно вскрикнула я. — Давай дадим друг другу клятву, что нас никогда больше не разлучат, потому что без тебя я сойду с ума!

Передо мной стоял мой брат, такой, каким он был в тот день, когда приехал в Рим, чтобы жениться на Лукреции, — молодой, красивый, улыбающийся, одетый в светло-голубой атлас.

— Но, Санча, у тебя совершенно здравый рассудок, — сказал он как о чем-то само собой разумеющемся. — Со мной или без меня, но тебе нечего опасаться безумия. Ты просто попыталась убить не того человека.

Я снова закричала и, спотыкаясь, кинулась обратно в темную спальню; меня перехватил кто-то дородный. Я вырывалась, пока не осознала, что это донна Эсмеральда и что она зовет меня по имени.

Обмякнув, я прижалась к ней и расплакалась. Она обняла меня с неистовой нежностью.

— Я попыталась стать убийцей, — выдохнула я, уткнувшись в ее мягкое, сильное плечо, — а вместо этого убила собственного брата!