— Напрасно. Я блокирую вашу связь, — донесся голос барона. — Вы впечатлились серьезностью ситуации?
— Да, милорд, — склонила я голову.
— Вы будете отвечать на мои вопросы?
Только пожала плечами, упрямо пытаясь сосредоточится и позвать милорда Верда.
— В доме есть мой сын или моя жена?
— Нет. — Я с облегчением покачала головой.
— У вас странная реакция, — заметил барон.
— Какая есть.
— Я предполагал испуг или упрямое молчание… Вы способны удивлять, миледи Вероника.
— Надеюсь, это комплимент, — ответила я, а сама мысленно пыталась звать: «Ричард! Мне нужна помощь! Я возле камня…»
— Вчера сын и жена были в поместье милорда?
— Нет, — снова отрицательно качаю головой.
— А в господском доме? В столице.
— Тоже нет.
У барона в глазах смесь удивления и злости.
— Вы знаете, кто устроил побег моей жене? — быстро говорит он.
— Да, милорд, — ответ на этот вопрос я и не думала скрывать.
— Кто же это?
— Ваш сын.
— Это мерзкая ложь, мне назло! — выкрикнул он.
— Сожалею, милорд, но это чистая правда.
— Вы повторяете это за Вердом!
— Думайте как хотите. Еще что-нибудь?
— Кто устроил побег моему сыну? — Отчаяние вытесняет все остальные чувства, и я почему-то это чувствую…
— Он сам.
— И это было его решение?
— Да, — выдохнула я, все же чувствуя непрошеную жалость к этому неприятному человеку.
— Вы знаете, где они?
— Нет, не знаю.
— Надо же… Все, что вы говорите, — правда. Вы знаете, когда мне предложили интригу, по которой мою жену обвинят в покушении на ублюдка императора, я даже обрадовался. Не то чтобы между ними была какая-то неземная любовь — ему, как и мне на тот момент, надо было жениться, а Луизе — выходить замуж. Конечно, он был… привлекательнее. Романтичнее. Эдакий герой, вернувшийся с войны. Но ее род выбрал меня — и понятно почему… И не то чтобы она давала повод для ревности — Луиза всегда была до отвращения правильной. И удивительно приличной. Это в какой-то момент начинает действовать как зубная боль. Такое совершенство… Но ты однажды начинаешь понимать, что за этой правильностью — пустота. А ты женат на статуе, говорящей приятным тихим голосом абсолютно правильные вещи. И это сводит с ума…
— И вы решили, что быть человеком, отрекшимся от супруги, более выгодно.
— Ни я, ни Борнмут не предполагали, что Луизу будут использовать, чтобы прикрыть покушение с помощью кентерберийской змейки… Вы должны знать, что в случае использования этого порождения темной магии наказание ждет не только самого мага, но и весь род.
— То есть вас использовали втемную? Сыграли на вашей неприязни к милорду Верду?
— Может, это и хорошо, что жена и сын исчезли, — пробормотал барон. — Останутся живы.
— Вы опасаетесь за свою жизнь, милорд?
— Не то чтобы я за нее опасался, миледи. Но я подозреваю, что как свидетель я никому не нужен.
— Можно прийти к Его Величеству и все рассказать.
Барон Кромер расхохотался:
— Вы и вправду уникальны. Я пришел вас запугать и узнать истину в надежде обвинить Верда в похищении и препятствовании правосудию… А вы… вы меня вербуете.
— Счастлива, что не разочаровала, — проворчала я.
— И как вы встретились с ублюдком императора?
— Абсолютно случайно.
— Надо же, — улыбнулся он. — И это правда.
— Как-то у вас все с таким удивлением реагируют на то, что я говорю правду. Словно никто, кроме меня, этим не грешит.
— Вы не представляете, какие люди платят деньги за то, чтобы им поставили блок, делающий невозможным их чтение.
— А такое существует?
— Конечно. Те, кто сами по себе сильные маги, как, например, я или Верд, — на этом он скривился, — нарабатывают умение держать этот блок. Те, кто послабее, — пользуются чужим искусством. А у вас… ничего при себе нет. Никакой защиты. И при этом вы говорите правду.
— Просто с тех пор как я узнала, что здешние… умельцы чувствуют правду-неправду, я попросту не лгу.
— А если вам надо что-то скрыть?
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— Вы должны понимать, что такой ответ провоцирует собеседника на то, чтобы узнать правду. Вы, видимо, таким образом и спровоцировали бывшего начальника Управления уголовной полиции, ныне трудолюбивого каторжанина?
Меня передернуло:
— У уважаемого начальника вашей Уголовной полиции не было ни малейшего желания слушать от меня хоть правду, хоть неправду. Он приказал мне подписать чистосердечное признание. А когда я отказалась и порвала бумагу, он избил меня до полусмерти.
— Простите, я не знал подробностей.
— Ничего… Вы же ни при чем.
— Вы помогли… моим?
Я долго смотрела в его глаза, прежде чем ответить на этот вопрос. Он обо всем догадался — и кто его знает, как собирается использовать данную информацию. Доложит обо всем прокурору? Или на этот момент бывшему прокурору? Сдаст меня тому, кто это все затеял? Или просто прикончит возле этого самого камня, чтобы досадить милорду Верду? За спокойной приятной беседой я как-то забыла тот момент, что этот человек — враг. И ему, как я понимаю, терять нечего. Ужас ледяной волной прошелся по позвоночнику.