Невеста для Хана

И меня задевало. Почему-то ужасно задевало, что они так говорят обо мне. Хотелось ворваться туда и оттаскать обеих за волосы. И плевать, что это дом самого Дугур-Намаева. Я не знаю кто они и знать не хочу.

— Думаешь? Видала, как смотрел на нее? Как будто сожрать готов и кости обглодать. Даже на Чимэг не смотрел так…

— Чимэг мертва. ее смерть была жуткой и эту русскую рано или поздно ждет тоже самое. Скорей бы!

— По завещанию Тамерлан должен вернуться в этот дом.

— Только этого не хватало. Я не стану жить с белой пигалицей под одной крышей. И дети мои с ней за один стол не сядут.

— Уже сидят. Она же здесь на ужине.

— Интересно он свою убогую привезет? Покажет наконец-то людям? Или так и будет держать как чудище взаперти?

— Спрячет снова. Стыдится ее. Позор, выставленный напоказ. Исчадие ада породило такое же исчадие и все пороки видны налицо.

— Где он откопал эту шлюшку? В каком притоне нашел?

— В какой-то очередной подворотне, куда наведывался постоянно. Денег дал. Кто согласится за него выйти? Он же жуткий и мерзкий! Только ради бабла! Да и чудище его безногое никому не сдалось.

Не совсем понимая, о чем они говорят я все равно не вытерпела. Меня вдруг накрыло. Произошло замыкание внутри, и я в ярости распахнула дверь настежь. Увидела двух женщин, стоящих на балконе с дымящимися чашками и гневно посмотрела на обеих.

— Говорит за спиной только тот, кто до смерти боится сказать всю лживую мерзость в глаза.

Они в удивлении уставились на меня.

— А теперь можете повторить. Давайте. Что замолчали?

Но они словно языками подавились, их рты чуть приоткрылись и в глазах промелькнул искренний ужас. Что, сучки злобные не ожидали? Давайте скажите мне в глаза свои мерзости!

— Мои тетушки любят поливать грязью только шепотом и только втихоря. — раздался голос Хана за спиной и его руки легли мне на плечи. — потому что сказать мне это в лицо кишка тонка и памперсы слишком дешевые — протекают. Да, Цэцэг? Ты знаешь, что такое памперсы? Или твой муж все еще взбирается на тебя вхолостую? Или уже не взбирается? Сколько у него бастардов?

Молодая женщина в сиреневом наряде судорожно сглотнула ее глаза сверлили Хана ненавистью, но она не перечила.

— А ты, Оюун, так же красноречива была, когда при тебе невинную убивали или язык в зад заткнула и молчала, как трусливая ослица?

— Я не виновата в смерти Сарнай! Не смей меня обвинять!

Пальцы на моих плечах, как клешни сдавили меня.

— Я буду говорить и делать все что захочу. Слушай меня и слушай внимательно! Одно неверное слово в ее сторону, один неверный взгляд, и я вас не пощажу. Три шкуры спущу. Теперь в этом доме все принадлежит мне.

Та, кого он назвал Оюун поморщилась и выплюнула, как каркнула.

— Сначала пусть твоя родит, а потом своим все называй. Одна уже родила тебе!

— Молчать! — тихий рокот заставил ее замолчать и прикусить язык, — Если хочешь оставаться в этом доме, а не разделить судьбу Чэмег.

— Ты не посмеешь!

— А кто меня остановит? Ты знаешь кого-то, кто на это способен? Твой муж?

Развернулся и крикнул кому-то:

— Пусть сюда зайдет Мунх. Сейчас.

— Не надо! — прошептала Оуюн.

— Что не надо?

— Не трогай его.

Хан дернул головой, склонил к одному плечу, потом к другому. На балкон вошел мужчина с шапкой в руках и заискивающе улыбнулся Хану.

— Здравствуй, Мунх.

— Рад видеть тебя. Тамер…

— Хан!

— Хан…

— Очень рад?

— Не надо! — вскрикнула Оуюн, а я не понимала, что происходит, но дышать стало трудно, как будто предчувствовала, что сейчас что-то случится.

— Конечно рад.

— Вот и хорошо. Я забыл почистить свои туфли. Стань на колени и вытри их своим галстуком.

— Не смей! — Оуюн бросилась к племяннику, но тот отшвырнул ее в сторону и хищно посмотрел на ее мужа, глазки которого бегали туда-сюда.

— Давай. Почисть мне туфли, Мунх. Ты ведь знаешь, что должен это сделать верно?

Через минуту я, содрогаясь от жалости и какого-то отвратительного чувства внутри, смотрела как муж его тети чистит своим серебристым галстуком туфли Хана, оттопырив зад и заметая пол полами пиджака. Оуюн тихо плачет в стороне, а вторая тетка смотрит на все это широко распахнутыми глазами.

— Хватит. А теперь подойди к своей жене и засунь этот галстук ей в рот.

Тот встал с колен, а я смотрела на весь этот кошмар и онемела от ужаса. Никто и никогда не унижал людей на моих глазах, не ущемлял их достоинство таким ужасающим способом.

— Я сказал засунь ей в рот свой галстук.

И… я не поверила своим глазам — Мунх пошел к своей жене, снимая на ходу галстук. Когда он ломая ее сопротивление, прижал женщину к стене я закричала:

— Хватит! Не надо!

Тамерлан обернулся ко мне. Его глаза блестели от удовольствия. Он искренне наслаждался происходящим. И меня это заставляло содрогаться.

— Хватит. Прошу! Пожалуйста. Пусть они уйдут.

Я не ожидала, но Хан вдруг рявкнул:

— Пошли вон обе. Вы мне действуете на нервы. Отправляйтесь на улицу или на свою половину. Завтра в этом доме будут иные законы.

— Отец еще жив! — тихо сказала Цэцег.

— Мне это не помешает вышвырнуть вас обеих к такой-то матери. Теперь я здесь хозяин!

— Сначала выполни условия!