Невеста для виконта

– Да. И мне это надоело. – Он протянул ко мне руку, я, помедлив, отдала ему свою ладонь, пальцы отца Реми принялись поглаживать мои пальцы – длинные, ласкающие движения. А говорил он вовсе не так ласково. – Вы ведь лгали мне с первого дня, Маргарита. Так душу и не открыли. Самое главное утаиваете, держите в себе черный комок, я вижу в ваших словах темноту и никак не могу понять – что вас тревожит? Что вы спрятали? Если нет в вас этой лжи, этой тайны, тогда придется признать, что я совсем вас не понимаю. А такого быть не может, вы ведь стали мне близки.

Он все-таки видел меня насквозь – святой человек, исповедник от Бога. Никто, кроме него, не догадался за прошедшие годы, что я ношу в себе тайну, словно ребенка, никто и не подумал узнать. Отцу Реми хватило месяца.

– Минуту, – попросила я, встала, отошла к фонтанчику и обхватила себя руками. Не могу думать, когда он на меня смотрит, а теперь, как никогда, мне необходима ясность и четкость мыслей.

Если сейчас я доверюсь отцу Реми, если смогу все ему рассказать, моя жизнь станет иной. Еще кто-то, кроме меня, узнает; Жано знал, однако в нем я была уверена, и Жано эту тайну с собой похоронил. Уверена ли я в этом священнике настолько, чтобы разделить с ним мое знание? Я обернулась: отец Реми смотрел на меня изучающе, неподвижно.

– Послушайте, Маргарита, – сказал он, поймав мой взгляд, – если вы боитесь, что я выдам вас или предам, то не бойтесь. Это даже не между вами и Богом, который за мною стоит, – это между мной и вами. Моя честь, честь человека, честь дворянина, никогда не позволит мне причинить вам зло, отплатив предательством за доверие. Я знаю, вам трудновато поверить мне, мы так недавно знакомы. Но бывает, что приязнь между людьми вспыхивает мгновенно, ее можно не проверять годами – она уже есть. Так между вами и мной. Мне хотелось бы в это верить. Я не назову это исповедью, но назову откровенностью.

– Я понимаю, отец Реми, – сказала я.

И вернулась, села на скамью, опустила руки. Усталость навалилась на меня, словно надгробный камень. Я больше не могу нести его одна. Если кто-то возьмет меня за руку, станет легче. Непременно станет легче.

– Хорошо, – сказала я.

– Хорошо, – сказал отец Реми, положив ладонь мне на плечо. И некоторое время мы молчали.

Я просто не знала, как начать. И он это понял.

– Давайте, я вам помогу.

Я кивнула.

– Вы так и не ответили мне ни разу на вопрос, который я задавал вам, все выворачивались, и мне странными показались эти увертки. Скажите, дочь моя Мари-Маргарита, вы хотите выйти замуж за виконта де Мальмера, потому что так сильно любите его?

Я подняла подбородок повыше и выпрямила спину – и, судя по вспыхнувшим глазам отца Реми, он увидел меня окончательно, узнал в этот миг до конца, что бы я уже ни сказала.

– Нет, – ответила я, – потому что я так сильно его ненавижу.

Глава 13. Etiam innocentes cogit mentiri dolor

Etiam innocentes cogit mentiri dolor[21]

– …Мою мать я помню первой, отец часто бывал в разъездах, ведь жили мы тогда в Шампани, в нашем старом замке Форе-Гризон неподалеку от Реймса. Он стоит в долине, а вокруг леса, и плодородные поля, и виноградники. Это старая земля, по которой когда-то ходили друиды, и я люблю ее не меньше, чем вы, наверное, любите свой жаркий Прованс. К нам часто приходят холодные ветры, но это не портит наши земли, вовсе нет. У отца там обширные владения, и он объезжал их, наведывался к соседям, охотился в лесах, а мы с матушкой проводили время дома. Впрочем, мы не скучали.

Она когда-то была одной из первых парижских красавиц, отец заприметил ее сразу и влюбился сразу же, только долгое время завоевать не мог. Когда же ему это наконец удалось, он похитил матушку у столицы и увез в Шампань, чтоб хотя бы на некоторое время запереть в замке и насладиться полным и безраздельным обладанием. Сначала ей не хватало общества, однако любовь отца вытеснила бесплодные сожаления. Через год он поутих, они стали иногда наезжать в столицу, в этот самый особняк, который давно нам принадлежит. Через два года родилась я.

Отец любит меня, как вы знаете, и матушка любила не меньше. Первые мои воспоминания – шаги в большом зале нашего замка, мать держит меня за пухлые ручонки, ноги идут еще плохо, и она смеется, но не обидно, а радостно. «Вот так, Мари, давай! – говорит она. – Еще шажок, еще! Папочка так обрадуется, когда вернется!» Я помню блеск ее глаз и изумрудов, которые она очень любила и всегда носила. От нее хорошо пахло розовой водой, и она так прекрасно улыбалась. Волосы у нее были длинные и мягкие, похожие цветом на пепел. Помню, я сидела у нее на коленях и дергала за длинные пряди.