Невеста герцога

Пожалуй, даже хорошо, размышлял Томас, что в его крови было слишком много алкоголя, чтобы сознавать свое унизительное положение, когда Амелия наткнулась на него на улице. А теперь, когда лишь остатки ночных возлияний болезненно пульсировали у него в висках, он знал, что она уже видела худшее и не убежала прочь с воплями. Собственно, она казалась вполне довольной, сидя в карете рядом с ним, осыпая его мягкими укорами и закатывая глаза от его реплик.

Эта мысль показалась ему такой забавной, что он бы улыбнулся, если бы карета не подпрыгнула на дороге, тряхнув его мозги так, что они стукнулись бы о стенки черепа, будь такое возможно. Томас не был знатоком анатомии, но подобный сценарий казался более вероятным, чем то, что он почувствовал, словно в окошко кареты влетел молот и врезался в его левый висок.

То, что его правый висок пульсировал так же оглушительно, можно было объяснить только солидарностью.

Он издал стон и крепко ущипнул себя за переносицу, будто одна боль могла притупить другую.

Амелия молчала. Более того, она явно не считала, что должна что-то говорить, чем подтвердила его недавно обретенное убеждение, что она исключительная женщина. Она просто сидела, на удивление безмятежная, учитывая, что он выглядел как покойник и мог в любой момент исторгнуть на нее содержимое своего желудка.

Не говоря уже о его глазе. Прошлым вечером синяк выглядел достаточно скверно, и Томас не представлял, какой оттенок он мог приобрести за ночь.

Он сделал глубокий вздох и открыл глаза, взглянув на Амелию поверх своих пальцев, которые все еще массировали переносицу без всякого результата.

— Болит голова? — вежливо спросила она.

Она ждала, пока он обратит на нее внимание, сообразил Томас.

— Дьявольски.

— У вас есть что-нибудь, что вы могли бы принять? Может, лауданум?

— Боже, нет. — Он чуть не отключился при одной мысли об этом. — Это меня доконает.

— Чай? Кофе?

— Нет, что мне нужно, так это…

Микстура Глэддиша.

Почему Он не подумал об этом раньше?

В то лето, когда им обоим исполнилось восемнадцать. Гарри Глэддиш довел ее до совершенства.

Отец Томаса решил провести сезон в Лондоне, предоставив его самому себе в Белгрейве, и они с Гарри пустились во все тяжкие. Впрочем, в их поведении не было ничего чересчур безнравственного, хотя в то время они считали себя худшими из развратников. После того как он насмотрелся в Лондоне, как молодые люди губят себя, Томас оглядывался на то лето с некоторой иронией. В сравнении с ними они с Гарри были невинными ягнятами. Но даже если так, они пили слишком много и слишком часто, а микстура Глэддиша, принятая утром — с зажатым носом и содроганием, — не раз выручала их. Или как минимум возвращала способность передвигаться достаточно прямо, чтобы добраться до своих постелей, где они могли проспаться.

Он посмотрел на Амелию.

— У вас найдется полчаса?

Она сделала широкий жест.

— Как видите, у меня нашелся целый день.

Томас несколько смутился.

— Ах да. — Он кашлянул. — Жаль, что так вышло. Надеюсь, вам не пришлось отложить важные дела.

— Только посещение модистки и сапожника. — Амелия состроила удрученную гримаску, но было видно, что она шутит. — Боюсь, я останусь разутой и раздетой в эту зиму.

Он поднял палец.

— Одну минуту. — Потянувшись к противоположной стенке кареты, он пару раз стукнул по ней кулаком. Карета тут же остановилась. В обычной ситуации Томас выпрыгнул бы наружу и дал указания кучеру, но, учитывая обстоятельства, его можно было простить за попытку свести свои движения к минимуму. Последнее, что им веем нужно, это чтобы его вывернуло наизнанку прямо в карете.

Получив новые указания, кучер развернул карету и двинулся в обратном направлении, а Томас снова откинулся на сиденье, чувствуя себя гораздо бодрее от одной только мысли об ожидавшей его микстуре. Если Гарри и удивится, что он напился, то никогда не спросит. Во всяком случае, не сегодня утром.

— Куда мы едем? — поинтересовалась Амелия.

— В «Счастливый заяц». Это немного не по пути, но в разумных пределах.

— Это, кажется, гостиница?

— Меня там вылечат.

— В «Счастливом зайце»? — уточнила она с явным сомнением.

— Доверьтесь мне.

— Сказал мужчина, от которого разит джином. — Она покачала головой.

Томас выгнул бровь с поистине королевским высокомерием Уиндемов.

— Я не пью джин. — Боже правый, он слишком хорошо воспитан для этого.

У нее был такой вид, словно она готова улыбнуться.

— Ах, извините. И что вы пили в таком случае?

Томас был вполне уверен, что это не тот разговор, который следует вести с невестой, но в данной ситуации не было ничего, что мужчине полагалось делать, наблюдать и обсуждать с невестой.

— Эль, вы когда-нибудь пробовали его?

— Конечно, нет.

Он цокнул языком.

— Какое праведное негодование.

— При чем тут негодование? — возмутилась Амелия. — Это всего лишь факт. Кто, по-вашему, мог угостить меня элем?

В ее словах определенно присутствовала логика.

— Пожалуй, некому, — великодушно согласился он. — Но это был не джин.