Невеста герцога

— Я смотрела на звезды, — сказала она.

Он непроизвольно поднял глаза к небу, затянутому облаками.

— Я ждала, когда облака рассеются, — объяснила она.

— Почему?

— Почему? — повторила она, глядя на него с таким видом, словно это он только что сделал странное заявление.

— Сейчас глубокая ночь.

— Да, я знаю. — Она подтянула ноги и, упершись руками в землю, встала. — Но это мой последний шанс.

— Для чего?

Она беспомощно пожала плечами:

— Не знаю.

Томас покачал головой и начал что-то говорить, отчитывая ее за глупую выходку. Но Амелия только улыбнулась.

Она казалась такой красивой, что у него перехватило дыхание.

— Амелия. — Он не знал, почему произнес ее имя. Он не собирался говорить ей ничего конкретного. Просто она стояла перед ним, а он никогда ни одну женщину вообще так не хотел в жизни, как ее.

На покрытой росой лужайке, в середине Ирландии, посреди ночи он хотел ее, всей душой хотел.

Томас давно перестал обманывать себя, будто он не желает Амелию. Но он не позволял себе мечтать о ней, не позволял представлять себе, как он снимаете нее одежду, как его руки скользят по ее плечам и спине, обнажая ее безупречные…

— Вам нужно вернуться в дом, — хрипло произнес он.

Она покачала головой.

Томас испустил прерывистый вздох. Понимает ли она, чем рискует, оставаясь здесь, с ним? Ему понадобились все его силы — больше, чем, как ему казалось, он обладает, чтобы оставаться на месте, на расстоянии двух шагов от нее. Так близко… и все же коснуться ее он не мог.

— Мне хочется погулять, — сказала она.

Он встретился с ней взглядом и… совершил ошибку, потому что увидел в ее изумительных глазах все, что она чувствует: обиду, боль и беззащитность.

Это разрывало ему душу.

— Мне было душно наверху, — продолжила она. — Хотя там не было душно, просто у меня возникло такое ощущение.

Как ни странно, он понял, что она имеет в виду.

— Я устала чувствовать себя в ловушке, — печально сказала она. — Всю мою жизнь мне говорили, куда пойти, что сказать, с кем разговаривать…

— За кого выйти замуж, — мягко добавил он.

Она кивнула.

— Мне хотелось почувствовать себя свободной. Пусть только на час.

Он посмотрел на ее руку. Было бы так легко протянуть руку и сжать ее ладонь в своей. Один шаг, и она будет в его объятиях.

Но он сказал только:

— Вам нужно вернуться назад. — Это было то, что ему полагалось сказать, и то, что ей полагалось сделать.

Он не мог поцеловать ее, во всяком случае, сейчас и здесь, когда он совершенно не уверен в своей способности ограничиться поцелуем.

— Я не хочу выходить за него замуж.

Внутри у Томаса что-то сжалось. В ее словах не было ничего нового. Амелия никогда не делала из этого тайны. И все же сейчас… когда она стояла в лунном свете…

Это было невозможно вынести, невозможно проигнорировать.

«Я не хочу, чтобы вы достались ему», — подумал он, однако не произнес вслух.

Он не мог позволить себе этого, потому что знал: утром, когда все выяснится, Джек Одли почти наверняка докажет свое право на титул герцога Уиндема. А если сейчас он скажет ей: «Будь моей», — она согласится. Томас видел это по ее глазам.

Возможно, ей даже кажется, что она любит его. А почему бы нет? Всю жизнь ей внушали, что ей полагается любить его, повиноваться ему, быть благодарной за его внимание и за счастливую судьбу, связавшую ее с ним много лет назад.

Но она не знала его по-настоящему. А сейчас даже он сам не уверен, что знает себя. Как он может просить ее быть с ним, когда ему нечего ей предложить?

Она заслуживает большего.

— Амелия, — прошептал он, потому что должен был что-то сказать.

Она ждала его ответ.

— Я не хочу делать этого, — наконец сказала она.

— Ваш отец… — начал он, но у него перехватило дыхание.

— Он хочет, чтобы я стала герцогиней.

— Он хочет лучшего для вас.

— Он не знает, что для меня лучше.

— Это вы не знаете.

Взгляд, которым она одарила его, поразил его в самое сердце.

— Не говорите так. Можете говорить что угодно, но не говорите, что я не знаю, что мне нужно.

— Амелия…

— Не надо.

Всего два коротких слова, но она вложила, в них боль, гнев и разочарование, накопившиеся в ее душе. Они пронзили сердце Томаса с точностью кинжальных ударов.

— Мне очень жаль, — сказал он, потому что не знал, что еще сказать, и потому что действительно сожалел, хотя и не совсем понимал о чем. Но в его груди засела мучительная боль и горькое сожаление о том, что она не принадлежит ему и никогда не будет принадлежать.

И еще он сожалел о том, что он не может отмахнуться от той частички своей души, которая знала, что такое честь и достоинство, и потому он не может сказать «катись все к черту» и овладеть ею прямо здесь и сейчас.

И это, к его немалому удивлению, означало, что вовсе не герцог Уиндем всегда поступал правильно, а Томас Кавендиш.

Похоже, эту частичку самого себя он никогда не потеряет.

 

Глава 18