Невеста из Холмов

Распахнулась дверь, и в королевские покои вошла с большим подносом женщина, которая была дворцовой служанкой, но считали ее, кормилицу младшего принца и няньку всех королевских детей, чем-то намного большим. Смуглокожая, крупная и улыбчивая, Лотта обладала особой магией делать уютным любой угол и любой разговор, в котором бы ни оказалась. Она даже черствый хлеб могла подать так, что он смотрелся бы изысканным блюдом – правда, не приходилось. И шла с подносом так, что ни одна из тканевых салфеток не шелохнулась, ни одна посудина – настоящее стекло в тонком, как кружево, серебре – не звякнула.

– Как там наш мальчик, ваше величество? – Лотта поставила поднос на стол, и комната наполнилась смесью запахов вина, специй и тушеного мяса. Король ждал к обеду магистра Эремона и знал, что тот оценит изумительные пирожки и паштет.

– Отсутствие новостей – всегда хорошие новости, особенно о нем, – вздохнул король. – Я бы лучше спросил, как там Университет. Магистр Эремон все еще расследует убийство. Хорошо, что хотя бы это принца не касается.

– Наш мальчик скорее сам убьется, чем кого-то убьет, – улыбнулась Лотта, снимая крышки с блюд.

– Мне тревожно, Лотта. Будто гроза собирается на горизонте, и я слышу раскаты грома, а рядом люди все еще под открытым небом пляшут.

– Вы пирожок съешьте, ваше величество. Теплый хлеб злые мысли отгоняет.

Король действительно расслабился лицом, прикрыл от удовольствия глаза и потянулся за чем-то похожим на узелок с легкими золотыми потеками сыра. Внутри оказалось мягкое мясо и обжигающий бульон на пряных травах.

Эремон прибыл сразу с дороги. Он не привык тратить время на глупости, если они не касались обеда, но слишком хорошо знал короля Альберта, чтобы наедаться перед аудиенцией. Эдак его можно было смертельно оскорбить. Король любил угощать не меньше, чем угощаться, – это их с Эремоном роднило.

Альберт расположился в своих покоях, в кресле у окна. Зал для аудиенций был бы слишком официальным для их беседы, а обед попросту делал все лучше. На столе между креслами стояли блюда, источавшие аромат заморских специй, что по весу продавались дороже золота, – возившие их торговцы обладали недюжинной смелостью и внушительной охраной. Они даже простую требуху с подножной зеленью, пищу бедняков, могли превратить в амброзию.

– Приветствую вас, ваше величество! – поклонился инквизитор.

На этом официальная часть стремительно закончилась. Король широко улыбнулся и кивнул Эремону на второе кресло. Инквизитор умел хранить чужие тайны, и порой ему поручались дела, которые требовали справедливого решения, но без огласки и королевского указа. Альберт III и Эремон постепенно стали почти приятелями, насколько это возможно для венценосной особы и человека простого происхождения. К серьезному разговору они перешли лишь тогда, когда добрая половина пирожков, паштета из оленины с поздними сливами и вина были с удовольствием уничтожены.

– Размышляете, верно, зачем я снова гнал вас сюда, едва вы успели вернуться в Университет?

– Думаю, что вы решили, чем этому делу надлежит закончиться, ваше величество. Потому что из университетского оно может стать и государственным.

– Вы хоть чего-нибудь на этом свете не знаете, Эремон? – всплеснул руками король.

– Разумеется. Я не знаю, кто убил профессора Финнавара Дойла. И это прискорбно.

– Приходило магической почтой срочное письмо, что взяли под стражу подозреваемого.

– Подозреваемый и виновный – не одно и то же, ваше величество. К тому же Университет блюдет свои интересы. А они не всегда совпадают с нашими. И с интересами истины.

Это «нашими» Альберту понравилось. Он понимал, что среди придворных интриг и аристократических лис спиной можно поворачиваться лишь к тем, кто не имеет десятка родственников в далеких графствах. Эремон был сиротой – уличный мальчишка из нищей братии.

– Тогда настало время сделать так, чтобы Университет больше считался с нами. – Альберт допил вино и промокнул салфеткой усы. – Ведь испокон веков ничто так не успокаивает зуд неповиновения, как родственные связи.

Эремон чуть заметно помрачнел и раздумал говорить то, что собрался. А сказал совсем другое:

– Вы хотите знать честно, что я думаю о делах Дин Эйрин?

– Хочу. Мне надо принять одно важное решение.

* * *

Охота за тростником прошла на одном дыхании. Вот они крадутся к пруду, а вот уже стоят за ближайшим домом, пытаются выдохнуть, и в руке у каждого по нескольку сломанных тростинок, а у Аодана целый выдранный с корнем куст, и с куста капает бурая от грязи вода. В этот самый момент Эдвард, тревожно наблюдавший за дверью ректора, увидел, как она дернулась, будто кто-то с силой ударил в нее изнутри.

– Что там, ши побери, происходит? Дерутся?!

– И охота тебе так ругаться после того, как с одной из них познакомился? – заметила Эпона.

– Может, ректору не понравилось, что сказала Мавис. Зато мы, если что, теперь точно знаем, что в ее убийстве будут виновны не ши, – вздохнул Аодан. На него посмотрели сразу и Эдвард, и Эпона. Одинаково хмуро.

– Надо ей помочь! – рванулся было обратно Баллиоль, но был изловлен за шиворот.