Невеста мафии

Природа в этих местах богатая, сочная. Темнохвойные и осиново-березовые леса, горы, пойменные луга, травяные лощины, местами спокойные, а где-то бурлящие реки с широкими пологими берегами, усеянными острыми камнями. И уже сейчас было ощущение, что просторы эти необитаемы. Именно это меня и пугало, отчего окрестные пейзажи не казались столь привлекательными, если бы я любовался ими с дивана на экране телевизора. Первозданность и необъятность природы внушала мне мысль о тщетности моих усилий. Хорошо, если я вернусь домой хоть и с пустыми руками, но живой. А если безнадежно затеряюсь в этих просторах? Что, если уже сейчас я сбился с пути? Впереди, возможно, таежная пустыня, а до последней на моем пути деревни верст сорок обратного пути. Смогу ли я осилить их с моими больными ногами? А если все же до поселка рукой подать? Как добраться мне до Огонька, если я даже не знаю, в какую сторону идти? Хорошо, если в поселке кто-то знает. А если нет?..

Гнус лез под рукава и за ворот плаща, под сетку, прорываясь до шеи. Но, казалось, мошкара кусала меня не столько за кожу, сколько за нервы. Чесаться хотелось до самого мяса – так сильно раздражала меня ситуация, в которой я оказался.

Даже сломанный автомобиль выглядел куда предпочтительней, чем полное его отсутствие. Тем более что гнус пока еще не научился проникать в салон. Оставив ковер на траве, я забрался в салон, наглухо закрылся, завел мотор, чтобы прогнать неуютную прохладу. Потянулся к рюкзаку на заднем сиденье, вытащил оттуда все съестные припасы. Две банки не самой качественной тушенки, четыре – консервированная гречневая каша, как бы на мясе, но практически без него. Три буханки зачерствевшего хлеба, вода, сгущенка, немного соли, пачка рафинада, восемь пакетиков чая, грамм пятьдесят растворимого кофе. И еще бутылка водки. Но это «НЗ»!

В моей родной, кстати сказать, также сибирской, деревне испокон века существовало строгое правило – если ты на возу и встретил человека на дороге, будь добр, посади его к себе и подвези к дому, если, конечно, по пути. А если телега у него сломалась, то помоги починить или, по возможности, возьми на буксир. И денег при этом никаких не проси. Но и отказываться, если вдруг поднесут, не было принято. Такая вот взаимопомощь продиктована была суровой бытностью деревенских мест. Не выжили бы люди в холодных краях, не помогай они друг другу. Проедет один мимо другого, не подберет с дороги, и околеет бедняга на морозе – такой вот простой пример…

Наверняка и в этих, более, чем наши, диких местах о таких обычаях знали не понаслышке. И здесь люди привыкли выживать. Но на приисках, возможно, работают пришлые люди. Хорошо, если такой тип денег за помощь запросит, а если просто мимо проедет?

За здорово живешь я мимо себя никого не пропущу. Во всяком случае, я рассчитывал на то, что машину придется останавливать силой. И заплатить у меня есть чем. Но если попадется нормальный человек, то, может, и от денег откажется? На такого я и рассчитывал, откладывая в сторону бутылку водки. Сорокаградусная валюта актуальна во все времена и в любой местности.

Пока с мотором было все в порядке, а в бензобаке имелось топливо, за кипяток я мог не беспокоиться. Был у меня старенький чайничек на четверть литра, работавший от прикуривателя.

Чайник закипел с характерным шумом. Я отключил электричество, но шум только усилился. Глянув на залитое водой окно, я понял, что произошло. Все-таки опрокинули небеса дождь на мою голову, к счастью, защищенную крышей автомобиля.

А ливень все усиливался. Сосны, осины и березы перестали качаться на ветру, посмеиваясь надо мной; теперь они беспомощно жались друг к другу, зная, что это не спасет их от дождя. Дорога на моих глазах превращалась в реку из бурлящей грязи, в которую вливались такие же мутные ручейки со склона… Со склона, где лежал мой любимый ковер!

Я взялся за ручку двери, чтобы вынести тело из машины, но вовремя одумался. Ковер все равно уже промок до нитки, а на земле он лежит тяжело и плотно – никакой водой не снесет его в грязь на дороге. Хотя кто его знает…

Дождь кулаками барабанил по крыше, и этот звук убивал во мне ощущение какого бы то ни было уюта. Даже горячий чай не мог согреть и успокоить мою душу.