За тугодумство — мысленно ответила я, продолжая забег по лестнице. В зал входила степенно и величественно. Папа уже что-то вещал подданным, но прервался, когда я появилась. Вся честная компания, состоящая из двух с лишним сотен лордов и старейшин в количестве двух штук (Брони и Иворга здесь не было, но первый-то отсутствовал по понятным причинам, а второй, похоже, просто сбежал) проводила меня пристальными взглядами до самого возвышения, где для оракула уже было приготовлено место. Шикарное такое, высокое, обитое красным бархатом кресло установили слева от трона, и подушечка для удобства на нем лежала, та же самая, которую мне еще в позапрошлый визит презентовали.
Уселась на свой трон и вежливо всем улыбнулась. На папу старалась не смотреть. И так знаю, что злится.
— Итак, продолжим, — с нажимом проговорил отец, дождавшись, пока я устроюсь. — Мой оракул…
— А зачем вам оракул, если вы сами только на два дня задержались? — выкрикнул кто-то из толпы лордов.
— Подойди, — приказал папа.
Но желающих продолжить выступление не нашлось. Однако папа не спустил наглости. Он только взмахнул рукой, а посмевший высказаться лорд уже вылетел из толпы и упал перед возвышением, на котором мы восседали.
— У тебя есть что сказать? — поинтересовался папа.
— Нет, мой господин, — пролепетал лорд, пятясь на коленях.
— Еще вопросы будут? — вопросил правитель Талиек у детей ночи.
Ответом ему была полная тишина.
— Тогда продолжим, — снисходительно улыбнулся папа. — Мой оракул без нареканий представлял мои интересы, но пришло время мне самому принять бремя правления. Вы все свидетели того, как оракул передаст мне искру власти.
Посмевший высказаться лорд отполз к собратьям и попытался встать. Еще взмах рукой — и он рухнул как подкошенный. Больше попыток подняться с колен он не предпринимал до самого окончания церемонии.
— Ты готова, Татьяна? — невозмутимо поинтересовался отец.
Это он у меня спрашивает?
— Ага, то есть да, готова, — кивнула, подтверждая согласие.
А дальше началось чистое магическое представление с моим участием, но без каких-либо действий с моей стороны.
Папа встал и жестом велел мне тоже подняться. Мы повернулись лицом друг к другу, и из моей груди вырвался сияющий сноп искр, только я ничего не почувствовала. Разве что в глазах немного зарябило. А мерцающий сгусток описал дугу над головами присутствующих и с разгону врезался в папину грудь. Во все стороны брызнули голубые и белые искры, воздух затрещал от напряжения, а сияющий сгусток клубящейся энергии с шипением впитался в папину грудь. Красиво, что тут еще скажешь. Только я-то знаю, что все это не по-настоящему. Но лордам это знать необязательно, и ликование их было вполне натуральным. Толпа детей ночи принялась восхвалять господина Талиека и едва ли не верещать от восторга.
— Но это еще не все! — поднял руку отец. — Я признаю оракула Татьяну своей подопечной, буду учить ее и беречь, как родную дочь. Ваша верность мне равна верности ей.
Лорды было растерялись, но быстро поняли, чего от них хотят, и снова возликовали, только теперь они выкрикивали мое имя.
— А теперь да будет празднование, и пусть закончится оно только перед рассветом! — выкрикнул папа, и все дети ночи потянулись к выходу из зала.
— Пап, а ты тоже солнечного света боишься? — спросила я у отца, когда зал опустел.
— Нет, но придерживаюсь образа жизни детей ночи, чтобы они чувствовали свою сопричастность со мной, — улыбнулся папа.
— Не хочу без окон жить, — пожаловалась я.
— Извлечем искру, и прорубим окна в твоих комнатах, — пообещал он.
— А с искрой окна нельзя? — насторожилась я.
Ведь после получения этого подарочка от Валика я еще ни разу не выходила на улицу.
— Почему же? Можно, но я не хочу рисковать. Ты слишком уязвима, или, если быть точным, мир вокруг тебя уязвим, — неохотно признался отец.
Мне показалось или он что-то недоговаривает, если не сказать больше — обманывает?
— Пап, а ты ничего мне еще сказать не хочешь? — нахмурилась я.
И тут замок огласил многоголосый крик, переходящий в визг и перемежающийся оханьем и стенаниями.
— Вы все-таки сделали это! Не думал, что у него хватит смелости, — прошипел папа сквозь зубы, вскочив с трона и сжав кулаки. Кожа его заметно побледнела, а глаза из серых превратились в черные, будто зрачок расширился настолько, что полностью скрыл радужку. Ой, страшно-то как! Желание забраться под трон стало почти нестерпимым.
— Ты о чем? — изобразила непонимание, изо всех сил стараясь казаться невозмутимой и спокойной. Но куда там! О каком спокойствии может идти речь, когда твой родитель на глазах превратился в невообразимое нечто, злобное и нечеловеческое.
— Если ты к этому причастна, советую придумать веское оправдание, — прорычал Талиек, сейчас совсем не похожий на моего папу.
— Я не понимаю, — продолжала прикидываться дурочкой.
— Они меняются! Дети ночи теряют силы! И ты к этому причастна, — выкрикнул отец, сжимая кулаки.
Он побледнел до такой степени, что кожа стала серой, губы побелели, а во рту показались большие, зловеще поблескивающие клыки.