Только добежав до уже знакомой двери, я поняла, что опять не в ту сторону убегаю. И что делать? Назад не вернешься, там встретят с распростертыми объятиями. А сердце от страха уже где-то в горле колотится. Или это от беготни и игры в каратиста? Надо где-то спрятаться и отдышаться. А где? Правильно, там, где искать не будут. Они наверняка решат, что я не такая дура, чтобы возвращаться в подземелье, из которого нет другого выхода. Вот и отсижусь у зверя, чай, не выгонит. Вместе осаду держать будем. У меня теперь вон даже рогатина есть. Вниз по лестнице сбежала с рекордной скоростью, пару раз чуть не навернувшись на склизких ступенях. Благо палка в руке была, на нее опиралась. А там, внизу, дверь была не заперта. Хм, к чему бы это? Явно не к добру. Но деваться-то некуда. Распахнула дверь и, не сбавляя скорости, рванула в конец коридора, к каморке лохматого знакомца. А в этом коридоре тоже было относительно светло и неожиданно людно, если можно так выразиться о лысых серых голлумах-переростках. Но я так разогналась, что даже панический страх затормозить не помог. Так и пронеслась мимо монстриков, вопя и размахивая рогатиной в разные стороны. Добежала до заветной двери, ворвалась без стука, задвинула засов и с протяжным выдохом сползла на пол. Ойкнула, приземлившись на пострадавшую пятую точку, и тихо позвала:
— Серый, ты тут?
Ответом мне был громкий вздох, прямо-таки говорящий: «Ну и дура же ты, Таня».
— Сама знаю, — буркнула я. — Но зато живая… пока.
В темноте камеры послышался шорох, протяжный звук, какой бывает, когда собака зевает, за ним последовало клацанье зубов, а в следующую секунду я взвизгнула и едва не пустила в ход свою драгоценную рогатину. Просто когда в полной мгле вдруг загораются два желтых глаза, да еще прямо у тебя перед носом, это, мягко говоря, заставляет нервничать. А если учесть, что я и так неплохо взбодрилась, пока сюда добиралась, то удивительно, как вообще сдержалась и промеж этих глаз палкой не зарядила.
— Ты это… не смотри на меня так, — попросила жалобным голоском. — П-понимаю, что тебя тут плохо кормят, но я вообще невкусная. И меня сладким кормили, у меня теперь глюкозы в организме много, а для собак сладкое вредно.
Глаза моргнули и потухли. Может, привиделось от переизбытка впечатлений? Достала телефон из закромов корсета, включила, чуть не всплакнула над жалкими семнадцатью процентами зарядки, и осветила уже знакомую обстановку.
— Аскетичненько у тебя тут, — констатировала, отметив, что ничего с моего предыдущего визита не изменилось. Только плошка, в которой раньше вода была, теперь валялась перевернутая вверх дном.
— Что, даже водички не дают? — с сочувствием спросила я.
Серый фыркнул и вернулся на лежанку. Вздохнул, положил голову на лапы и прикрыл глаза.
— Да ты сдался, лохматый, — посочувствовала, подползая к нему.
Так по земляному полу и ползла на четвереньках, собирая грязь на юбку. Если найдут, то пусть женишок увидит, как слуги с его невестой обращаются! Может, аппетит ему испорчу.
Подползла к серому, устроилась рядом с ним на соломе и машинально почесала лохматого за ухом. Зверь приоткрыл глаза и сощурился от света. Я вспомнила, что телефон на последнем издыхании, и быстренько отправила его в спящий режим.
— Ты не унывай, — попыталась приободрить зверюгу. — Прорвемся как-нибудь. У меня вон палка есть, а у тебя клыки и когти. Нам бы ночь продержаться.
Серый внезапно поднял голову и тихо зарычал. А в следующее мгновение я отчетливо расслышала тихие голоса за дверью.
— Точно там? — спросил кто-то.
— Точно, — ответили ему.
— Вот пусть и сидит. До начала еще часа два, — злорадно проговорил, похоже, один из пришибленных мной охранников.
— А если ее зверь сожрет? — спросили у него.
— Не сожрет. В первый раз не сожрал, значит, и сейчас не тронет. Он же смесок. Специально к ночи пробуждения для свиты изловили.
— Да знаю я, что выродок, но жил-то дикарем, может и наброситься.
— Эй, избранная, ты там жива? — крикнул пришибленный.
Вот теперь я его голос точно узнала. Так же хрипло орал, когда я его товарища пяткой по темечку приголубила.
— Как думаешь, ответить? — спросила шепотом у зверя.
Зверь только тихо рыкнул.
В дверь опять постучали, подергали за ручку, и снова спросили:
— Живая?
— Спасибо, все замечательно, — крикнула я.
— Вот и хорошо, — проворчали с той стороны.
И все стихло. Ушли.
— Так, серый, у нас два часа форы. Линяем? — оживилась я, когда мой сокамерник успокоился и положил голову мне на колени.
Реакции не последовало.
— Бежим, говорю, — толкнула я его. — Не слышал, что ли? Тебя тоже к праздничку приготовили, сожрут же!
Зверюга только недовольно рыкнул и убрал голову с моих колен. Ну что за напасть? Ему что, жить совсем не хочется?
— Ну, ты как хочешь, а я пошла, — заявила, поднимаясь. — Не собираюсь ждать, когда эти молодчики придут и дверь выломают. А ты сиди тут, жди, когда сожрут.