– Мне было шестнадцать. Однажды ночью я выскользнула из дома, чтобы встретиться с парнем, с которым мне не стоило общаться. Он отвез меня к своему другу, сказав, что будет маленькая вечеринка, но там оказался только его друг, который пообещал, что остальные гости скоро придут. Они налили мне выпить, потом еще, я не помню. До этого я почти не пила, и алкоголь подействовал на меня очень быстро. Но не настолько, чтобы я не сопротивлялась, когда они начали раздевать меня. Не настолько, чтобы не кричать, когда по очереди они насиловали меня. Потом они говорили, что я сказала «да» и согласилась на все, что они со мной делали, но слишком напилась, чтобы помнить это. Я знала, что это ложь, но мне было слишком стыдно, чтобы спорить.
Бокал выпал из ослабевшей руки Флинна и укатился к камину, разбрызгивая остатки виски. «Может, ты даже не знаешь, кто отец ребенка?» Он задал этот вопрос, чтобы посильнее ранить Хелену, и попал в точку, потому что насильников было двое. Двое мужчин разрушили ее жизнь, а теперь она рассказывала об этом так спокойно, словно читала статью в утренней газете, и только ярко-красные пятна на щеках выдавали ее смятение.
Флинн хотел обнять ее, утешить, признать, что он был не прав и теперь готов выслушать ее историю до конца, но разве у него было на это право?
– Я боялась, что каждый раз, глядя на свою дочь, буду вспоминать ту ночь.
– Вот почему ты боялась, что не сможешь любить собственного ребенка. – Флинн вцепился в подлокотники кресла, потому что такой привычный и понятный мир вдруг зашатался у него под ногами.
– Я вообще не верила, что смогу полюбить хоть кого-нибудь. Но я смогла. Я полюбила тебя, хотя в моей ситуации это было глупо и рискованно. К сожалению, для тебя этого оказалось недостаточно.
Флинн промолчал, не в силах подобрать правильные слова, которые могли бы оправдать ту боль, что он причинил ей.
Хелена поставила опустевший бокал на стол и встала.
– Я сделала все, как велели наши родители, даже отдала собственную дочь, но для них этого было недостаточно. Восемь лет спустя я вышла замуж за тебя, в надежде, что подобная жертва во имя благополучия наших семей загладит прошлую ошибку, но и этого оказалось недостаточно. А теперь мне все равно. Больше я не буду оправдываться ни перед кем. Мне достаточно того, что я сделала. И я вовсе не монстр, что бы ты об этом ни думал.
– Хелена, я не…
Она подняла руку, заставляя его замолчать:
– Нет, сегодня я буду говорить, а ты слушать. А потом я уйду. – Глаза Хелены блестели от слез, которые она сдерживала из последних сил. – Я была ребенком и сделала все, что могла, чтобы пережить то, что со мной произошло. Сейчас я тоже делаю все, что могу, и, если для тебя этого недостаточно, мне жаль. Мне было не важно, станешь ли ты исполнительным директором и наследником многомиллионной корпорации. Я никогда не оттолкнула бы тебя, найдя более подходящий вариант. Я просто хотела быть с тобой, стать частью того будущего, которое ты описал в своей речи на свадебном банкете. Ты говорил тогда, что невозможно спланировать любовь, но все же попытался сделать именно это. А я не хочу, чтобы какая-то бумага определяла, когда мы будем заниматься сексом, дарить друг другу подарки или рожать детей. Мне нужен настоящий брак, построенный на любви.
«Я просто хотела быть с тобой». Эти слова сломанной пластинкой крутились в ушах Флинна.
– Хелена, я…
Он уже знал, что любит ее.
Возможно, на подсознательном уровне он понял это еще тогда, в Тоскане, и использовал ложь Хелены, чтобы оттолкнуть ее прежде, чем она разобьет ему сердце.
– Нет. – Она взяла со стола пачку исписанных листов бумаги и протянула ему. – Сначала прочти вот это. А потом мы поговорим.
К тому моменту, как он прочитал заголовок и понял, что держит в руках новый брачный контракт, на этот раз написанный рукой Хелены, она уже ушла.
Флинн сел в кресло, налил себе еще виски и углубился в чтение. Он надеялся, что где-то среди этих исписанных неровным почерком листов он найдет способ, как все исправить.
Врачи согласились выписать Томаса Моррисона лишь через пять дней. Сам он был готов бежать из больницы, как только очнулся, но строгий взгляд окончательно переехавшей к нему Изабеллы заставлял его послушно выполнять все предписания врачей. Хелена навещала отца каждый день. Иногда с ней приходила Тея. В первый день у них состоялся не слишком приятный разговор. Ни на секунду не утратив новообретенного спокойствия, Тея выслушала все, что отец хотел ей сказать о ее безответственном и неподобающем поведении, а потом поинтересовалась, сказала ли Изабелла Эзекилю о том, что уходит от него, или ждет, когда он сам догадается.
Это заткнуло отца на целый час, что можно было считать грандиозной моральной победой Теи.
В день, когда Томаса наконец выписали, Изабелла объявила, что собирается устроить праздник.
– Мы отпразднуем его возвращение домой и то…
– Что он выжил? – предположил Зак.