Невеста опального герцога

– Вы невероятны… – шепнул он голосом, от которого мой желудок скрутило в узел; столь липким он был. – Мэри, я всю жизнь мечтал только о вас. Не верится, что моя дерзкая фантазия сбылась.

Гости всё так же пили и развлекались – и у меня появилось жуткое ощущение, что я попала в какое-то колдовство, которое не позволяет мне вырваться наружу. Я живу в замкнутом круге. Вижу тех же людей, на тех же местах, что шутят всё те же гадкие шутки по поводу нашей первой брачной ночи. Мне не шагнуть ни влево, ни вправо – потому что кругом всё ненастоящее.

Помолвка с Алексисом не вызывала у меня такого дикого, иррационального страха – сейчас же он вгрызся в лопатки. В тот же раз я испытывала смутное чувство покоя, будто близость Коэрли делала меня храбрее. Пусть и иллюзорную, но надежду на лучшее.

Даже её у меня отобрали.

– Мэри, золотце. Вы так напряжены. О чем вы думаете? Я выполню любой ваш каприз. Скажите только, чего вы хотите? – Жених шептал мне на самое ухо, и я с трудом держалась, чтобы не отшатнуться. – Все драгоценные камни мира падут к вашим ногам, только попросите меня. Я подарю вам всё, о чем вы мечтаете.

– Мне ничего не нужно, – пробормотала я, опустив взгляд в тарелку.

– Ну-ну, не спешите отказываться. Вы скромны, и это восхищает меня в вашем характере – но когда мужчина предлагает свернуть перед женщиной горы, не стоит ему запрещать.

Фаркоунт налегал на выпивку наравне с остальными гостями, отплясывал, смеялся, пожимал ладонь моему отцу и обещал в скором времени принести потомство.

Как будто потомство это собирался «нести» он сам…

Я больше не сомневалась. Прежняя робость, что сопровождала меня при мыслях о побеге, растворилась, стоило губам лорда Фаркоунта оказаться у лица. Только его ладонь коснулась моей кожи – во мне зажглась безумная решимость.

Я сбегу.

Мы уезжаем завтра. Отец отдает меня как вещь лорду Фаркоунту, точнее – «доверяет ему безраздельно». Мы едем готовиться к свадьбе, которая обещает собрать половину столичной аристократии. Что ж, я найду способ улизнуть быстрее.

Ещё вчера вечером я выкрала из шкатулки материнские драгоценности. То, что раньше считалось табу, и я даже помыслить не могла о воровстве – теперь не вызвало во мне никаких эмоций.

– Надеюсь, ты бы не обиделась, – сказала я маминому портрету, и мне показалось, что на материнском лице мелькнуло неодобрение. – Эти побрякушки всё равно однажды перешли бы ко мне… или к одной из папиных любовниц, как было с твоими одеждами.

Денег, которые я выручу с их продажи, хватит, чтобы прожить первое время. Снять жилье, найти работу. Я не буду перебирать, возьмусь за любую, какую предложат.

Сегодняшнюю помолвку я воспринимала как мельтешение перед неминуемым побегом.

Жаль только, что решимость эта пришла так поздно.

От жениха крепко пахло алкоголем, и взгляд его становился всё более расфокусированным. Меня раздражал его громкий смех – скорее гогот, – его манера постоянно утирать влажные губы платочком.

Этот долгий день уже шел на убыль, когда мой отец взял слово. Он постучал вилкой по бокалу, и взгляды присутствующих обратились к нему.

– Мой верный боевой товарищ, – прочувственно сказал отец, обращаясь к лорду Фаркоунту. – Мы прошли вместе столько сражений, плечо к плечу бились не на жизнь, а на смерть. Потому… пусть это и помолвка моей дочери, но я хотел бы сделать подарок лично тебе в знак моего уважения и признательности.

Затем он щелкнул пальцами, и двое стражников, кивнув, спешно удалились. Мой жених, довольно похлопав себя по животу, рассмеялся, что только на свадьбу не надо дарить ему жемчугов или шелковых пеньюаров.

– Чай, не невеста хрустальная, чтоб меня одаривать! – ржал он, но было видно, что отцовские слова ему пришлись по душе.

Я непонимающе сощурилась. Появилось дурное предчувствие. Ничем пока не подкрепленное, оно ширилось во мне. Интуиция меня редко подводила, а сейчас она практически ощерилась.

Стражники вскоре вернулись вновь, ведя перед собой… Алексиса Коэрли.

Все погрузились в молчание, ошарашенные открывшимся зрелищем.

Его вывели как какого-то шута или товар, на посмешище публики. Руки его были стянуты кандалами. Он очень изменился за то время, что мы не виделись. Лицо осунулось и заросло бородой, старая одежда болталась на Алексисе как на пугале. Взгляд потух. Он уже не походил на того заносчивого молодого мужчину, которого я запомнила.

Наоборот, его вид вызывал во мне ужас.

Это не мог быть он… не мог быть тот человек, за тренировками которого я наблюдала ночами, который восхитил меня своей несломленной волей…

Если бы во внешности не узнавались его черты, я бы могла подумать, что это какой-то другой пленник.

«Он погиб», – сказала служанка, чтобы отвадить меня от запретной спальни.

Что ж, она была недалека от истины. Выглядел он как оживший мертвец.

– Эрнест, друг! – рассмеялся Гарри Фаркоунт. – Неужели это то, о чем я думаю? – Он назвал живого человека «этим», как будто предмет. – Я думал, он сдох!