Невеста палача (СИ)

— Воротилась?! — громыхнул он, сомнения спирали широкую грудь, невеста не раз являлась ему в грезах, давала надежду и внезапно исчезала, стоило поверить в ее реальность.

Сердце Дарины сжалось в страхе, Гордей двинулся на нее. Не думая, она сорвалась с места, быстро попятилась, глаза неотрывно следили за действиями мужика, споткнулась, остановилась, принялась испуганно озираться по сторонам.

— Ну уж нет, — осклабился палач, — не знаю, что за нелегкая тебя воротила, но боле не сбежишь.

Он преградил путь к двери, предугадав мысли девушки, шагнул ближе, загоняя ее в угол, словно охотник нерадивого зверька. Дарина охнула, рука легла на грудь, сердце вот-вот выпрыгнет, снова попятилась. Что-то твердое уперлось ей в спину, стена, туманная пелена заволокла взор, это тупик. Надо бежать. Но куда? Зачем? Не имеет значение, страх слишком велик, чтобы подчиняться доводам разума.

Голова Дарины поникла, глаза защипали слезы отчаяния, она увидела подол до боли знакомого старого сарафана, ее сарафана, ни мягких изгибов, ни пышных складок, ни расшитых цветами юбок, лишь выцветшая, поношенная грубоватая льняная ткань. Все верно, колдун воротил ее в Великий Новгород, как обещалось. Но почему сейчас? Почему не сказал, не предупредил, не научил защищаться? Все это ошибка! Глупая, нелепая ошибка! Она же ничему не успела обучиться, не знает и заклинания!

Комната поплыла перед глазами. Если она не знает заклинания, помощи от нее Темному Князю не дождаться, он в опасности. Страх за жизнь Константина пересилил отчаяние, Дарина подхватила подол сарафана, прыгнула на Гордея, надеясь сбить с ног, желанная дверь к выходу показалась ближе.

— Стой, дуреха! — заревел тот, шире расставляя руки, подобно тому, как раскидывает рыбак сети.

Дарина ударилась о палача, как о каменную глыбу, охнув от боли и неожиданности, поняла, что сама загнала себя в ловушку, крепкие, грубые руки сжали ее предплечья, она попалась словно мотылек в липкую узорчатую паутину хищника. Но борьба на этом не кончилась. Девушка принялась брыкаться, лягаться, стараясь вырваться из цепких объятий, отвращение смешалось с яростным желанием воли, подстегивало, давало сил.

— Да ты никак взбесилась! — зарычал палач, крепче стискивая стальные объятия.

— Пусти, — задыхаясь, пропищала неудавшаяся невеста, еще чуток сожми мужик ручищи и у нее захрустят косточки.

— Нет, Даринка, ты моя, слышишь, моя!

Темные пятна замелькали перед глазами Дарины, кровь отлила от лица, губы посинели, затряслись, тело обмякло, разум погрузился во мрак, не в силах принять очевидный факт, палач прав, она в его полной власти.

В бессознательном состоянии девушка пробыла почти двое суток. Гордей уложил ее в свою постель, состояние невесты тревожило его, еще никто, никогда не вызывал в черством сердце подобных чувств. Он усердно следил за ее состоянием, прислушивался к тихому дыханию, наблюдал, вглядывался в бледное осунувшееся лицо, ловил малейшее подрагивание ресниц, в надежде увидеть, как разомкнутся девичьи веки и лазуревые глаза посмотрят на него не с ненавистью, но хотя бы без страха.

В день повторного исчезновения невесты, палач обошел Великий Новгород вдоль и поперек, обрыскал окрестности, даже к Угриму наведался по-тихому, старательно оставаясь незамеченным, чтоб ненароком девку не спугнуть, если отыщет, но усилия были тщетны, та словно в воду канула, надежда постепенно угасла, и он оставил всякие попытки отыскать беглянку. Посему, воротившись домой и, обнаружив пропажу после долгого отсутствия, ставшую краше, желаннее, Гордей буквально ополоумел от радости, изумления и гнева. Несколько мгновений он не мог признать реальности видения, Дарина чудилась очередным прекрасным наваждением, понадобилось немного времени, чтобы признать реальность виденного. Само небо вернуло ему суженную, вернуло невесту палачу, теперь он глаз не спустит со строптивой девки. Отныне и навечно она принадлежит лишь ему.

Тихий стон вырвал Гордея из раздумий. Он быстро соскочил с соседней кушетки, вытянул шею, став похожим гуся, заглянул в бледное лицо Дарины. Густые золотистые ресницы, отбрасывали тени на щеки, легонько затрепетали, глаза распахнулись.

— Проснулась, — облегченно прошептал палач, добавил громче, — чего ж ты так душу то мою изводишь? Убежала сперва, невесть где пропадала, невзначай воротилась. Мы ж венчаться должны были, а ты воно как поступила. Эх, дуреха ты дуреха, Даринка, разве не видишь, люба ты мне, ох как люба.