Невеста поневоле

– Но этот дом даже на этапе строительства стоил, наверное, миллионов двадцать.

– Тридцать шесть.

Что тут скажешь, приходится только с открытым ртом расхаживать. Тем более есть повод: нас провожают в столовую через арочный проем. В углу запечатанная в целлофан мягкая мебель, но часть, где накрыт массивный длинный стол, выглядит жилой. На стенах гобелены под старину, камин в мой рост. Свет приглушен, и в большом окне можно рассмотреть полосу пляжа и море.

– Моя приемная мать сохранила большую часть суммы, положила на мой счет, доступ к которому я получил после совершеннолетия. Хотя я с детства увлекался историей, моим первым образованием было экономическое. Впрочем, первая попытка инвестировать обернулась для меня неудачей: купленные мной акции сильно упали в цене.

– Но ты не сдался?

– Как видишь, нет. Всему приходится учиться, и лучше всего это получается на собственных ошибках.

– Почему на собственных?

– Потому что кроме себя обвинить некого.

Он сделал все сам. Создал себя таким, какой есть. Без отца, без настоящей семьи, без стаи. Это невероятно, удивительно, и впервые за все время к моим чувствам в отношении Хантера добавляется еще и уважение.

Но его рассказ будто разжег мое любопытство, сорвал все запреты.

– Я думала, что ты стал альфой из-за денег и статуса, но выходит, что ни первое, ни второе тебе не нужно. Так зачем?

– Меня попросил Доминик Экрот.

– Который тебе даже не друг, – вспоминаю его же слова.

– Подловила, – он усмехается, но взгляд разноцветных глаз остается серьезным. – В основном, из-за Августа. Не мог смириться с тем беспределом, что он творил.

Я настораживаюсь:

– О чем ты говоришь?

Хантер отодвигает для меня стул, а сам устраивается рядом. Тут же появляется мужчина-слуга: он вкатывает тележку с закусками и вином. Все красивое и аппетитное, но ни красота, ни еда не отвлекает меня от нашего разговора. Стоит официанту наполнить наши бокалы и отойти, как я выжидающе смотрю на Хантера.

– Уверена, что это подходящая тема для нашего свидания?

– Ты сам настаивал на честности.

– Я рассчитывал на более приятные разговоры, но ладно.

Он делает небольшой глоток вина, прежде чем продолжить:

– Мой младший брат не такой святоша, как ты считаешь. Хуже, он садист и ему нравится причинять боль. Особенно беззащитным женщинам. Для некоторых это часть игры, от которой они ловят кайф и щекочут себе нервы, для кого-то – возможность хорошо заработать. Но Августу этого показалось мало, он решил, что раз он альфа, то может издеваться над людьми и вервольфами абсолютно легально. Даже если они не давали на это согласия.

Мне не смешно. Вот совершенно точно не смешно!

– Ты, наверное, шутишь…

– Если бы. У меня не настолько ужасное чувство юмора.

– Это невозможно, – качаю головой. – Это клевета. Чьи-то выдумки. Тебя обманули.

Хантер снова мрачнеет, сжимает зубы так, что на его лице играют желваки.

– Это не обман, Али.

– Я бы знала. Я уже много лет живу в Черной долине и что-то бы точно заметила.

– Я задавался тем же вопросом. Почему ты ничего не заметила?

Вопрос выбивает почву из-под ног, ставит меня в тупик.

– Тебя не настораживали отношения Августа и Венеры?

Настораживали? Нет. Скорее они были для меня примером брака с альфой. Не лучшим.

– Они не были такими теплыми, как у моих родителей, но среди вервольфов это нормально.

– Твои слова? Или Сесиль?

Он попадает в точку, но именно поэтому не хочется с ним соглашаться.

– Не только Сесиль. Я была на разных событиях, видела, как альфы обращаются со своими женами, и что у них у всех есть девочки из людей.

– Но не все избивают своих жен.

– Я ни разу не видела такого!

Венера боялась Августа. Иногда моя волчица чувствовала ее страх, но я списывала на неприязнь. На то, что у них договорной брак, не по любви. На то, что они чужие друг другу. И на то, что он водит в их дом других женщин.

– Потому что он это скрывал.

– Она тоже скрывала. Почему? Почему она не попросила о помощи?

Ни словом, ни жестом.

– А почему жертвы насилия не просят о помощи, будущий психолог?

Я сглатываю, во рту горько от осознания, что я ничего не замечала. Не хотела замечать. Это меня не касалось. Так говорила Сесиль. Всем нам.

– Потому что винят себя, – отвечаю. – Им стыдно. Они боятся навлечь на себя гнев и нелюбовь садиста.

– Правильно. Венере просто не повезло. Или повезло, раз мой брат все-таки решил вышвырнуть ее из стаи.

– Я не заметила, – повторяю я. Я, которая всегда гордилась своей эмпатией, пониманием людей и вервольфов. Конечно, Сесиль всячески ограждала нас от Венеры. Говорила, что не нужно трогать волчицу в медовый месяц. Что когда она забеременеет, все изменится. А я была занята мечтами о поступлении, собственной жизнью. Чем угодно! – Но кто-то же должен был знать об этом.

– Некоторые знали. Любая стая – как закрытый клуб, общество, в котором всем заправляет альфа. Но нет в мире такого секрета, который можно скрыть навсегда, особенно, когда кто-то начинает считать себя безнаказанным. Доминик узнал об этом от Венеры, когда принял ее в собственную стаю и начал копать под Августа.