Невеста смерти

Король Рудольф II не стал разговаривать с сыном перед его отъездом из Вены. Эта обязанность, в дополнение ко многим прочим, легла на плечи министра Вольфганга Румпфа. Все необходимые приготовления для приема дона Юлия на новом месте, в Чески-Крумлове, были закончены, но Румпф из осторожности ничего не говорил ему до самого последнего момента.

И вот министр получил официальный королевский приказ, скрепленный печатью Габсбургов. Вольфганг еще раз посмотрел в окно на стоящую в ожидании карету, тяжело вздохнул и, сделав знак стражникам, чтобы следовали за ним, вошел в отведенные королевскому сыну покои.

– Чески что?! – взревел дон Юлий в ответ на заявление министра и раздраженно потер виски – голова трещала от выпитого накануне, как случалось почти каждое утро. – Вы что, смеетесь надо мной?! Нет, не имею ни малейшего желания.

Румпф снова вздохнул. Из всех многочисленных неприятных поручений, исполнять которые ему приходилось в должности главного министра Рудольфа II, самым худшим было это – улаживать дела королевского бастарда.

– Я не смеюсь и не шучу, – ответил он спокойно. – Приказ отдал ваш отец, его величество король. И я сей приказ исполню. Вам надлежит незамедлительно отправиться в Южную Богемию.

– Заткнись, ничтожный германец! От твоего голоса у меня голова раскалывается.

Вольфганг с удовольствием плюнул бы на этого вечно недовольного грубияна, но поступил мудрее, сглотнув собравшиеся во рту соки. Рассматривая лицо молодого человека, министр находил за обрюзгшей наружностью и оплывшим вследствие неумеренности телом следы сходства с Анной-Марией да Страда, королевской любовницей. Дон Юлий унаследовал от матери прекрасную кожу и высокие скулы, а его голубовато-зеленые глаза были столь же уникальны и чисты, как редкие бриллианты. Не распухни он так от чрезмерного потребления напитков и еды, его даже можно было бы назвать красивым.

А вот от Рудольфа Джулио достались разве оттопыренные губы Габсбургов, красные и полные, как будто он только что ел кровавое мясо.

От созерцаний и размышлений министра оторвала летящая ему в голову фарфоровая ваза. Румпф вовремя пригнулся, и ваза, ударившись о стену, разбилась на кусочки.

– Отправляйся в ад! – проорал Юлий. – Я там не выживу, в этой Богом забытой чешской дыре, где они, наверное, и по-немецки-то не говорят, а у их шлюх из ушей торчат волосы. Проваливай, Румпф! Мне пора завтракать, а от твоего лепета только портится аппетит.

– И еще одно, дон Юлий. – Донося эту новость, министр испытал особенное удовольствие. – Ваш отец распорядился, чтобы вы принимали пищу не чаще трех раз в день. Так было и с ним самим, когда он в таком же, как вы сейчас, возрасте находился при дворе дяди, испанского короля Филиппа. Так что вам предстоит привыкнуть к жизни аскета.

– Будь ты проклят со своими приказами! – крикнул бастард и, почесывая в паху, махнул рукой стражнику. – Ты, несчастный, скажи поваренку, чтобы обслужил меня.

Стражник в нерешительности посмотрел на Румпфа, уже кривившего от нетерпения рот.

– Дон Юлий, вы под стражей. Никакого отдельного повара, никакого слуги, никакого лакея больше не будет, – заявил Вольфганг. – Приемы пищи сокращаются с двенадцати до трех, вы не будете общаться с женщинами, и в дороге вас будет сопровождать священник, которому по прибытии в Чески-Крумлов вы сможете исповедоваться в тамошней часовне.

– Исповедоваться? – Налитые кровью глаза уставились на министра. – Я не стану исповедоваться перед каким-то папистом!

В воздухе потянуло ароматом бекона.

– Видишь! Когда дон Юлий приказывает, слуги только что с ног не падают, спеша угодить мне, как и подобает в отношении старшего сына их короля. Принеси мой завтрак, ты, ничтожный навозный жук! – крикнул Джулио.

Румпф отступил в сторону, и подошедший стражник поставил на столик тарелку с постным беконом и кусочком черного хлеба.

Сын Рудольфа скривил недовольную физиономию.

– Это для кого такое?! Где сыры? Где курица? Селедка? Где мой эль, черт бы вас побрал! Мне нужен эль – от головы.

– Садитесь и ешьте, дон Юлий, – сказал министр, бросая взгляд на свои карманные часы. – До полдника еще далеко, а у нас много дел. Стража доставит вас к карете, как только вы закончите трапезу. Прощайте, мой господин.

* * *

Возмущенные вопли Юлия разносились по полям и лугам, мимо которых, следуя по старой дороге в Богемию, тащилась королевская карета. Во избежание повреждений членов и дряблой плоти, поскольку узник метался в карете, его связали мягкими полосками холщовой ткани.

Мужчины при виде его плевали на дорогу, а женщины крестились за занавешенными окнами.

Сопровождать дона Юлия министр Румпф не смог – его внимания требовали более важные государственные дела: пока король со всем двором веселился в Праге, управлять империей приходилось Вольфгангу. Вместо него в неблизкий путь отправился священник-иезуит Карлос-Фелипе. Младший сын в дворянской семье Ронда, он вырос в Мадриде и со временем стал духовником некоторых весьма влиятельных особ при испанском королевском дворе, хотя так и не поднялся до самой монаршей семьи.