Невеста в саване

— Присматривайте за Титусом Фэрчайлдом и никого к нему не подпускайте. Не знаю, попытается кто-то это сделать или нет, но хочу иметь уверенность. Присмотритесь к женщине, что служит в доме; если она достаточно надежна, можете понаблюдать за остальными, но Титус при этом ни на минуту не должен оставаться один.

Люси усмехнулась тому, как спокойно он давал задание, для выполнения которого понадобилось бы полдюжины мужчин.

— Инспектор, я смогу поспать?

— Выспитесь потом, когда мы кончим с этим делом. В саду будут наши люди. Так что поглядывайте в оба и поддерживайте со мною связь.

Больше ничего сказано не было, но Люси прекрасно понимала, что от неё требуется. По пути от метро доктор Стенхоуп рассказал ей про Титуса и объяснил, что нужно делать.

Он сказал, что Титус никогда не проявляет агрессии, но как все люди, страдающие маниакальной депрессией, подвержен приступам глубокой хандры, во время которых отказывается говорить, двигаться и есть, так что приходится прибегать к принудительному кормлению, поэтому следует по возможности ему потакать. Сейчас он как раз выздоравливает после очередного приступа артрита.

— Возможно, у него неполадки с мочевым пузырем, — сказал Стенхоуп. Придется его оперировать. Но в этом теле ещё полно жизни и он может протянуть немало лет. Если ничего другого не поможет, дайте ему кодеин или скипидар.

Подъехав к дому, они не поднялись на крыльцо, а прошли через солярий, соединявший комнаты Титуса с остальным домом. В его распоряжении было собственное крыло: гостиная внизу и спальня с ванной наверху.

Гостиная — явное творение Дюморье — заставлена мебелью, богато отделана и удобна. На длинном столе — множество всяческих игр, там же и радиоприемник. На другом столе разместилась игрушечная железная дорога.

Доктор Стенхоуп поднялся в спальню.

Титус Фэрчайлд лежал на большой старомодной кровати с балдахином и выцветшими занавесями, спускавшимися до самого пола. Возле него сидела домоправительница. Одеяло ниже пояса поднималось на большую металлическую раму, чтобы не беспокоить забинтованную ногу. В комнате стоял сильный запах скипидара.

Люси Штурм с интересом посмотрела на старика. Двадцать лет — немалый срок, чтобы прожить его с затуманенным сознанием.

Мужчина лет семидесяти, высокий и чрезвычайно худой, с орлиным профилем, мог бы выглядеть очень красивым, если бы не отсутствующее выражение лица. На голове — пышная шапка седых волос. Казалось, его внимание приковано к чему-то, чего здесь не было, но чрезвычайно важному, и требовавшему всего его внимания, так что лишь часть его он мог уделять тем, с кем разговаривал.

Он взглянул на Стенхоупа, потом на Люси, а затем снова на Стенхоупа, и кротко улыбнулся.

Врач представил гостью:

— Это Люси Штурм, Титус, она будет вашей новой сиделкой. Вы должны хорошо себя вести и слушаться. Она постарается сделать все как можно лучше, чтобы вы снова могли выходить в сад.

Титуса трогательно послушно кивнул.

— Мисс Штурм… Как поживаете, мисс Штурм? — он протянул тонкую костлявую руку и поздоровался с ней. — Чувствуйте себя как дома. Вскоре придет моя жена. Она где-то задерживается. Не знаю почему, во всяком случае телеграмма об этом лежит в холле, вы же наверное её видели, когда проходили, не так ли, доктор?

В этом и состояло помешательство Титуса Фэрчайлда. Он считал, что жена по-прежнему жива, что дверь в любой момент может открыться и она войдет в комнату. Иногда он думал, что она больна и лежит в больнице, иногда — что она уехала навестить друзей, иногда считал, что она путешествует по Европе. В остальном же он различал людей, временами мог вести вполне разумный разговор, но мог на середине беседы потерять её нить и забыть, где он находится или с кем разговаривает.

В тот вечер у него было одно из просветлений. Спальня, которую предстояло занять Люси, располагалась позади спальни Титуса и сообщалась с ней через ванную комнату. Девушка распаковала чемодан, надела белый халат, шапочку и белые тапочки на резиновой подошве. Когда она вернулась к Титусу, миссис Карр уже ушла, а возле постели сидела Найрн Инглиш, держа Титуса за руку.

Доктор Стенхоуп уже все объяснил. Найрн спросила:

— Вы мисс Люси Штурм, не так ли?

Люси улыбнулась и кивнула, но про себя отметила: предупредить миссис Карр насчет того, чтобы она не оставляла пациента ни с с кем, не предупредив её.

Девушка с волосами червонного золота выглядела бледной и усталой. Со стариком она вела себя нежно и ласково. Казалось, она очень к нему привязана.

Люси Штурм взяла стул, села в дальнем конце комнаты и достала свое вязание.

Одним из качеств, которое Макки считал наиболее ценным в некрасивой и довольно флегматичной медицинской сестре, была её наблюдательность. Она была внимательной, аккуратной и совершенно лишенной стремления комментировать и редактировать свои наблюдения. У неё не было никаких пристрастий. Она отметила, что мистер и миссис Инглиш, Хью Бэрон и Джордан Фэрчайлд приходили и оставались со старым джентльменом по нескольку минут; казалось, все его очень любят.