Невесты Шерраби

Все бесполезно. Зак всегда будет считать ее капризной, избалованной девчонкой, которая все делает не так. Она могла бы махнуть рукой и вернуться в Грецию… если Ари захочет иметь с ней дело. Могла бы принять тонко завуалированное предложение занудного лондонского банкира позавтракать и переспать с ним. Но какой смысл? Заку это безразлично. Просто нужно забыть его и начать жить своей жизнью. Как-то, где-то, с кем-то. Или одной.

Вдалеке прозвучал гудок теплохода, напомнив Эмме, что жалеть себя — самое бесплодное занятие на свете. Прежде чем начинать новую жизнь, нужно было кое-что доказать — и Заку, и себе самой. Она еще не знала, что именно собирается доказать, но это неважно. Если Зак думает, что она проглотит его оскорбление, то сильно ошибается. Как он смел обвинить ее в том, что она ссылается на головокружение, лишь бы не ударять палец о палец!

Он хотел, чтобы в кухне было чисто? Ладно. Она очистит потолок.

Эмма распрямила плечи и отправилась в сарай, где хранились инструменты.

К тому времени, когда Эмма снова вышла на солнечный свет, она споткнулась о газонокосилку, ржавую птичью клетку, два пластмассовых ведра и беззубые грабли. Но все же нашла то, что искала.

— Я покажу тебе, Зак Кент, — пробормотала она. — Погоди только!

Зак стоял, опершись о перила веранды, и следил за проливом. Вдруг до него донесся какой-то скрежет, словно по бетону волокли тяжелый металлический предмет. Какую чертовщину Эмма задумала на этот раз? Хлопнула дверь, шум прекратился, и Кент залюбовался анютиными глазками, обильно росшими в ящиках у перил.

Да, он нагрубил ей. Во-первых, спросил, не собирается ли она простоять на столе весь день. Когда же Эмма с готовностью упала в его объятия, он поцеловал ее, а потом заявил, что это ошибка. Да, конечно, ошибка, но совсем в другом смысле. Мало того, обвинил Эмму, что она хочет заставить мыть потолок других — тех, для кого мытье потолков является работой.

Зак положил руки на перила. Эмма всегда выводила его из себя. Она доставала его как никто другой. И дело заключалось вовсе не в том, что он завидовал ее счастливому детству или богатству родителей. Сейчас он и сам был обеспечен и твердо стоял на ногах.

Нет, его злила непоколебимая уверенность Эммы в том, что если она чего-то хочет, то непременно должна это получить. Предпочтительно сразу. Он, вышедший из совсем другой среды, не мог с этим смириться. А она была не в состоянии понять почему.

Ну что она вечно смотрит на него с таким видом, будто он украл у ребенка любимую игрушку! Правда, игрушкой в данном случае был он сам. Черт, если бы он так отчаянно не желал ее, она въелась бы ему в печенки.

Интересно, как он сможет прожить в этом доме еще несколько недель?

Зак так трахнул кулаком по перилам, что ящик с анютиными глазками чуть не вылетел из гнезда. Кент чертыхнулся и полез его поправлять.

А затем послышался грохот. И тишина. Мертвая тишина. Он подождал нового грохота, который должен был смениться криками о помощи. Но ничего не было. Только шум волн, разбившихся о скалы.

Сердито ворча, он скорее по привычке, чем из любопытства вернулся в дом и пошел выяснить, что случилось.

Там по-прежнему стояла тишина. Ни малейшего шороха, по которому можно было бы догадаться, где произошло ЧП. Ладно. Следовало начать с очевидного. Когда Кент видел Эмму в последний раз, она дулась на кухне.

Войдя в дверь, он не увидел ничего особенного, кроме старой железной лестницы, криво стоявшей на стуле. Но стоило опустить взгляд, как Зак в ужасе привалился к косяку.

Через секунду он стоял на коленях рядом с хрупкой фигуркой, скорчившейся на мозаичном полу.

— Эмма! — Он положил ладонь на ее обтянутую тонкой майкой грудь, чтобы узнать, бьется ли сердце. — Эмма, ради бога! Что ты наделала?

Эмма открыла глаза и тут же закрыла их снова. Это было слишком хорошо для правды.

Зак стоял на коленях и прикасался к ее груди. Длинные волосы падали ему на лицо, но это не мешало Эмме видеть его глаза. Дико расширившиеся глаза, потемневшие от чувства, которое очень напоминало страх.

Но Зак никогда не испытывал страха. Осторожно, боясь надеяться, Эмма подняла веки.

— Я упала, — сказала она.

Все было как в замедленном кино. Она видела, как напрягся каждый мускул его тела, когда страх — если это был страх — сменился медленно закипавшим гневом. Зак тут же убрал руку, словно не желал прикасаться к ней. Место, где лежала его ладонь, моментально остыло.

— Значит, упала, — сквозь зубы процедил он.

— Да. — Эмма подняла руку и прощупала висок. — Наверное, я ударилась о стол. — Она пошевелила плечами. — Кажется, будет несколько кровоподтеков, вот и все.

— Кр-ровоподтеков, — повторил Зак, и Эмма тут же вспомнила, что он родом из Абердина. — Кр-ровоподтеков… Рад слышать. Потому что ты их заслужила.

Он уже говорил это. Эмма, душа которой болела не меньше, чем тело, села и прижалась спиной к ножке стола.

— А тебе-то что? — огрызнулась она. — Я делала только то, что ты хотел.