Невезучая

Я молчала, и даже не знаю, что больше всего испытывала — разочарование или стыд от своей внешности, которая не приглянулась даже подвыпившему насильнику. Хотя он оказался обычным мастером по ремонту обуви. Самое интересное, что в течение следующих двадцати минут я сидела у него в мастерской, а он кропотливо работал над моей туфлей, даже не поднимая на меня взгляд. Руки его не дрожали — видимо, от шока, вызванного моей внешностью, он протрезвел. Не глядя на меня, он подал мне отремонтированную обувь и, запинаясь, сказал, что деньги за ремонт он не возьмет оставив их в качестве моего морального ущерба. Хотя по его лицу можно было сказать, что моральный ущерб получил он. Я тогда долго плакала и даже отправилась в парикмахерскую, где мои волосы перекрасили в черный цвет. Дома я накрасилась, как смогла, и отправилась к родителям, показать им мое новое обличье, так сказать. По дороге на меня пялились все кому не лень, и я была счастлива, наивно полагая, что выгляжу сногсшибательно. Ведь раньше мне не приходилось пользоваться такой популярностью. Решив сделать родителям сюрприз, я тихонько открыла дверь их квартиры своим ключом и предстала перед ними в тот момент, когда они усаживались перед телевизором. Я нарочито громко вздохнула, они обернулись и…

— Ах! — Мама выронила из рук блюдо с орешками.

— Что это? — Папа в ужасе подпрыгнул на своем кресле.

— Это я, — дрожащим голосом произнесла я, уже понимая, что сюрприз не удался.

— Маша? — недоверчиво спросил папа, старательно щурясь. В общем-то у него был маленький дефект зрения, но все же так щуриться было необязательно.

Мама, наступая прямо на рассыпавшиеся орехи, осторожно направилась ко мне. Подойдя ближе, она побледнела еще сильнее.

— Это она, — подтвердила мама, повернувшись к мужу. — Ты похожа на Мэрилина Мэнсона, — тут же добавила она и, решительно взяв меня за руку, поволокла к зеркалу.

Когда я красилась у себя в квартире, то считала, что выгляжу очень привлекательно. Но теперь, когда мама подтащила меня за руку к огромному зеркалу, я замерла от ужаса. На меня смотрело какое-то существо, действительно очень напоминающее Мэнсона. Черные всклокоченные волосы, белое лицо, выглядевшее из-за оттеняющих его волос как маска (даже веснушки были незаметны), огромные глаза, густо подведенные подводкой, успевшей размазаться, и узкие губы, которые я накрасила вишневой помадой, почти черной… Боже, да я же похожа на представительницу нового модного течения, которые называют себя готами! Это было незабываемое зрелище! Не в силах спокойно смыть этот идиотизм с лица, я расплакалась.

— Деточка, не плачь, — подскочил отец, — зачем тебе все это нужно? Ты и так хороша. — Он опустил глаза.

Мой честный папа не мог врать мне прямо в лицо.

Следующие четыре часа мы с мамой смывали краску с моих волос, но, так как она не хотела смываться, нам пришлось обесцветить мои волосы. К концу дня они стали похожи на прежние, но гораздо светлее. Я стала еще более блеклой и так расстроилась, что родители не отпустили меня домой, боясь, как бы я чего не натворила. Я спала в их доме, но спала — это громко сказано. Полночи я крутилась, не в силах уснуть, а потом мне в голову пришла одна мысль, — я встала, подошла к зеркалу и аккуратно подрезала волосы до плеч, тем самым срезав сантиметров двадцать поблекшей, жесткой от обесцвечивания гривы. Я рассудила так: пока отрастут мои родные волосы, с натуральным цветом, пройдет еще немало времени. Но получится ужасный вид: возле корней волосы будут рыжие, а внизу — непонятно какого цвета, как детская застиранная пеленка. И мне придется всегда обесцвечивать волосы или несколько лет ходить уродом. Поэтому я срезала волосы, чтобы они отросли быстрее и я не выглядела таким страшилищем. Наутро, ожидая упреков родителей, я встала раньше всех и приготовила завтрак. Папа вошел на кухню с газетой, от которой не оторвался даже тогда, когда приветствовал меня. А мама просто не заметила. Вот так. Я давно поняла, что, если с некрасивыми людьми происходят какие-то метаморфозы, в результате которых они становятся еще страшнее, никто этого не замечает…

Вспомнив этот случай, я кисло улыбнулась. Наверное, Марина с Толиком просто смеются надо мной, и Адриан тоже. Сегодня он сказал, что я просто красавица, а Толик — дурак, если не ценит меня. Если бы лорд Адриан был слепым, сказанное им было бы понятно, но он-то как раз слепым не был. И извращенцем, которому нравятся такие уродки, как я, — тоже. Просто он хороший человек и хотел сказать мне комплимент. Видимо, понимал, что, кроме него, этого никто не сделает.

Внезапно мне стало так жаль себя. Ну почему, почему я не родилась Мариной Клюевой? Это я бы сейчас надменно поглядывала на забитую страшилу, это я целовалась бы под пальмами в оранжерее, это я вызывала бы восторженные возгласы мужчин и желание познакомиться со мной.

Но ничего этого у меня не будет. Вместо этого — прежняя унылая работа, унылый дом, унылая внешность…

— Черт, — прервал мои унылые воспоминания громкий возглас Толика. Похоже, он опять проиграл.